Последняя битва - Злотников Роман Валерьевич

Франк закрыл рот. Минуты две они молчали, затем Грон вздохнул, еще раз провел рукой по щеке, счищая остатки соуса, и тихо произнес:

— Ладно, прикажи слугам прибраться, а мы пока пройдемся. Пора обсудить, как мы будем разгребать все то дерьмо, что вот-вот посыплется на наши уже седые головы.

— МЫ?! — Франк удивленно покосился на Тамора, затем перевел взгляд на Грона.

Тамор усмехнулся:

— А ты так и не понял, почему я тогда так быстро успокоился после отставки? Просто на следующий день Грон объяснил мне, зачем ему нужен опытный, заслуженный и СИЛЬНО ОБИЖЕННЫЙ адмирал недалеко от Эллора.

Служанка последний раз провела вычурным костяным гребнем по волосам и, отступив на шаг, окинула свою работу придирчивым взглядом. Толла чуть повернула голову и, не отрывая взгляда от тонкого серебряного зеркала, сначала чуть опустила, а затем немного вздернула подбородок. — Спасибо, Линкимета, все хорошо.

Служанка с сомнением качнула головой, снова окинула прическу Толлы цепким взглядом, сделала шаг вперед, еще раз провела гребнем над левым ухом, но потом все-таки поклонилась и выскользнула в коридор.

Толла улыбнулась. У нее было всего три служанки, но каждая из них была упряма и безапелляционна, как судья на гонке колесниц. Однако свои обязанности все три знали просто блестяще, а уж выполняли прямо-таки самоотверженно. А когда Толла попыталась хоть немного утишить их рвение, заявив, что ей уже не семнадцать, у нее взрослые дети и она вполне имеет право не тратить больше столько времени на свой внешний вид, Линкимета, старшая из трех, строго ответила: «Благородная госпожа, народ знает вас под именем Прекраснейшей, и вы не вправе разочаровывать свой народ». Причем это было сказано таким тоном, что со стороны могло показаться, что если особа, именуемая Прекраснейшей, еще раз заикнется о чем-либо подобном то Линкимета просто отшлепает ее по мягкому месту.

Толла еще раз окинула взглядом результат почти часовых мучений и признала, что они того стоили. Морщинки в уголках глаз и у губ были практически незаметны, седые пряди у висков укрыты в ее еще густой гриве, а их корни тщательно задрапированы локонами, волосы на затылке убраны в причудливый хвост, подчеркивающий все еще стройную, без складок шею. Поднявшись с низкой табуреточки, Толла повернулась и, слегка отставив ногу, чуть прогнулась в пояснице, так чтобы платье обрисовало высокую и еще упругую грудь и тяжелые, но изящные шары ягодиц, а потом тихонько рассмеялась. Да, она еще Прекраснейшая. И не только в глазах Грона. В конце концов, ее неуемный любимый муж чаще всего видит ее уже ночью, когда теплый сумрак, слегка подсвеченный огоньками свечей и масляных ламп, скрывает пороки и оттеняет достоинства. Впрочем, она твердо знала, что, даже если бы у нее была всего одна нога и не было бы передних зубов, она все равно осталась бы для него Прекраснейшей. Их связывало слишком многое, чтобы этому многому могли помешать какие-то чисто внешние недостатки. Толла, конечно, не исключала, что в своих многочисленных странствиях он мог согреть постель и какой-то другой женщине, но твердо знала, что он все равно вернется к ней, обнимет ее своими сильными руками, вдохнет запах ее волос и совершенно счастливым голосом произнесет: «Ну вот, малыш, я и вернулся». И эта уверенность была самой главной опорой и основным смыслом ее жизни. А то, что она базиллиса самого могущественного государства Ооконы… что ж, не может же в жизни везти во всем и всегда, и каждому приходится нести свою ношу.

Толла легко вздохнула и, вскинув руки, еще немножко покрасовалась перед зеркалом, потом повернулась и вышла из спальни.

В зале утренних приемов она сразу заметила дюжую фигуру в простой полотняной тунике, скромно притулившуюся у дальней арки. Впрочем, вся эта скромность пропадала втуне. Ни один из более чем десятка присутствующих (каждый из которых имел немалую власть и влияние при ее дворе, поскольку в зал утренних приемов могли попасть только самые высокопоставленные и важные чиновники и секретари) не мог себе позволить не заметить этого… вряд ли у кого мог повернуться язык назвать его просителем. Но каждый также знал, что этот человек очень не любит, когда на него обращают излишнее внимание. Поэтому Толла чуть не рассмеялась, узрев на лицах присутствующих забавную смесь показного безразличия и дикой, до колик в желудке, внутренней напряженности. Пожалуй, надо было ей не вертеться у зеркала, а поторопиться и поскорее избавить своих подданных от присутствия этого человека. А то, вполне возможно, если бы она еще немного подзадержалась, кто-нибудь из находящихся в этом зале успел бы заработать на нервной почве язву желудка. А впрочем, может, кто-то уже и заработал.

— У тебя есть что-то для меня, Слуй?

Фигура отделилась от стены и согнула могучую выю в старательной попытке изобразить придворный поклон.

— Да, госпожа. Но это не срочно. Я могу подождать, пока вы примете тех, кому назначено.

Толла усмехнулась про себя, представив, что случится с ее людьми, если Слуй будет маячить в зале, скажем, до обеда, и качнула головой в жесте легкого отрицания:

— Да уж нет, пойдем. — И, чуть повернув голову к остальным, добавила: — Я прошу простить, господа, мне придется слегка пересмотреть расписание приема и попросить вас немного подождать.

На лицах тех, кто склонился перед ней в поклоне, было написано неописуемое облегчение.

Войдя в покои, она не стала подниматься на небольшое возвышение, на котором был установлен легкий трон, сидя на котором базиллиса обычно принимала посетителей, а подошла к стоящему в углу комнаты изящному резному столику, на котором высились ваза с фруктами и высокий кувшин с охлажденным дожирским. Толла молча налила бокал, протянула гиганту и присела на стоящее рядом со столиком небольшое канапе.

— Итак, Слуй, какие у нас проблемы?

Тот с задумчивым видом осушил вместительный бокал и сморщил лоб.

— Толла, то, что я хочу… я должен тебе сказать, не должно дойти до ушей Грона.

Толла несколько мгновений непонимающими глазами смотрела на Слуя, потом с озадаченным видом откинулась на канапе:

— Слуй, поясни, пожалуйста, я не поняла: ты хочешь рассказать мне что-то, чего не должен знать Грон?

Слуй сумрачно насупился:

— Не хочу. Более того, рассказывая тебе все это, я впрямую нарушаю приказ Грона, но… я должен это сделать. И… все это Грон уже знает, просто он не придает этой информации должного значения.

Толла покачала головой:

— Значит, ты считаешь, что лучше Грона понимаешь ЧТО и КАК?