Последняя битва - Злотников Роман Валерьевич

— И ты уверен, что они не задействуют солдат? Слуй отрицательно покачал головой:

— На первом этапе — наверняка нет. А дальше все зависит от того, что получится у нас. Если мы сумеем тут же зацепить и выдернуть тех высших жрецов, которые стоят во главе заговора, и как следует напугать остальных, то… вполне вероятно, что на этом жреческий мятеж и заглохнет. И мы останемся один на один с Орденом… — Слуй замолчал, вопросительно глядя на Грона. Но тот ничего не сказал, и Слуй продолжил: — А если не получится, то вполне может начаться всеобщая свалка.

Грон все так же молча кивнул. Он все это понимал. Более того, он просчитал действия намного дальше. Эта пауза в речи Слуя как раз и была вызвана тем, что капитан как бы деликатно намекал, что пора бы посвятить его и в дальнейшие планы Грона. Но Грон пока не собирался этого делать. У Слуя и без того хлопот полон рот. Вот пусть и занимается текущими проблемами. Всему свое время.

В этот момент передовой патруль внезапно разделился. Четверка с места в галоп рванула вперед, а двое оставшихся развернули коней и шустрой рысью устремились к ним. Слуй придержал коня. Старший конвоя, следовавший с остальными в тылу, проорал команду, и вышколенные бойцы мгновенно отпрянули в стороны, образуя вокруг Грона и Слуя широкое кольцо охранения. Грон одобрительно кивнул. Что ж, этого следовало ожидать. Первых «ночных кошек» он отбирал и обучал лично. Приятно видеть, что его уроки усвоены и… пожалуй что и углублены.

— Что там?

Подскакавший сержант, старший передового охранения, четко отдал честь и доложил:

— Приметливый засек странный блеск в кустах, и я отправил его и Ящерку посмотреть, что там такое.

Слуй кивнул и, растянув губы в усмешке, повернулся к Грону, всем своим видом показывая, что вот оно, очередное подтверждение всех этих историй, которые поведал ему комендант и он сам…

Через полчаса впереди показалась двойка бойцов на конях. Они гнали перед собой трех запыхавшихся людей. Слуй скривился, бросил вопросительный взгляд на Грона и, поймав в ответ его равнодушное покачивание головой, повернулся к старшему конвоя:

— Криман, выдели одного, пусть отконвоирует их на наше подворье. Пусть ими займется Полаб. — Слуй пришпорил коня и поскакал вдогонку за Гроном, уже успевшим отъехать далеко вперед. Если даже это и были очередные убийцы, то явно из той же когорты придурковатых неудачников, что и все остальные д это значит, что тратить на них свое время совершенно не стоило.

Больше никаких неожиданностей до самого Эллора с ними не приключилось…

Когда они въехали в ворота, солнце уже садилось. Стражники у ворот, узнав Грона, восторженно проорали приветствие. Грон вскинул в ответ руку и, кивком попрощавшись со Слуем, дал шенкеля Хмурой Буке. Вот он и вернулся…

— И все-таки я не понимаю, почему ты бездействуешь?

Грон усмехнулся и, легонько тронув бока Хмурой Буки шпорами, вырвался вперед. Франк недовольно тряхнул волосами, в которых уже явственно пробивалась седина, и тоже пришпорил коня. Несколько минут они мчались резвым галопом, потом Хмурая Бука, почувствовав, что всадник не против, снова перешла на легкую иноходь. По поводу того, где и как сачкануть, эта крапчатая кобыла неизвестно какой породы, превосходившая, однако, мощью и размерами даже могучих майоранцев, могла дать сто очков вперед любому живому существу. Франк догнал Грона и снова поехал рядом, сердито молча. Грон покосился на него и тихо рассмеялся. Франк, насупившись, пробормотал:

— Не вижу ничего смешного. — Но, не удержавшись, хохотнул. Грон натянул поводья и остановился.

— Франк, ты один из самых коварных и изощренных типчиков, которых я видел…

— Чья школа? — сварливо отозвался тот.

— …но как только речь заходит о безопасности твоей сестры или моей, весь твой ум и изощренность начисто улетучиваются, а остается только какой-то животный страх. Нам ничто не угрожает.

— Ничего себе животный страх! — Голос Франка срывался от возмущения. — Ничего себе не угрожает! Да за последние два года мы взяли почти три сотни человек, которым прямо-таки Не терпелось истыкать тебя арбалетными болтами или украсить стряпню повара моей сестры какой-нибудь специей вроде крошеного промбоя. Прямо какой-то обвал убийц.

— Ну и как ты оцениваешь этих убийц?

Франк поджал губы и некоторое время ехал молча.

— Все равно их слишком много, — сказал он наконец. — Кому-то может и повезти.

Грон покачал головой:

— Возможно. Но это та случайность, с которой мы ничего не можем поделать. И так вокруг нас раскинута очень частая сеть. А каждый новый убийца, по существу, делает благое дело — он тренирует нашу охрану. Но… главное не в этом. Как ты думаешь, ЗАЧЕМ они засылают в Элитию и Атлантор столько идиотов и дилетантов?

Франк вздохнул. Он слишком давно варился в устроенном Гроном котле, чтобы не иметь ответа на этот вопрос.

— Значит, ты считаешь, что это всего лишь туман, попытка отвлечь внимание от места главного удара?

Грон молча кивнул.

— И где же они собираются нанести этот главный удар? Грон улыбнулся:

— А как ты думаешь, почему на недавно прошедшем Совете командиров новым Командором Корпуса стал Ставр, а я занял скромную должность инспектора Корпусных школ?

Франк изумленно воззрился на Грона:

— Какого… Ты считаешь, что они?.. Грон кивнул:

— Определенно. У них просто нет другого выхода. Они ВСЕГДА боролись с тем, что называют «грязным знанием». А тут у них перед носом живет и действует целая сеть учреждений, как раз и распространяющих это самое «грязное знание» по всей Ооконе.

Франк озадаченно почесал затылок:

— Магрова задница! А мы-то на Совете развесили уши. — Он хмыкнул. — Слышал бы ты, что заявил после Совета этот сопляк Инкут.

Грон усмехнулся:

— Ну, догадаться нетрудно: «Грон уже стар и хочет отдохнуть». Кстати, он не так уж и не прав. Я действительно стар для того, чтобы забивать себе голову ежедневными заботами Корпуса. Так что по поводу ремонта Восточного бастиона пусть теперь Ставр мозги себе ломает. Как и по поводу финансирования новой линии гелиографа до восточного побережья. А я буду наслаждаться отдыхом в кругу семьи и… иногда совершать тихие конные прогулки со старыми друзьями.

Франк покосился на лениво бухающую подковами Хмурую Буку, припомнил, каким дьяволом становится это создание при звуке горна, дающего сигнал к атаке, и хмыкнул. Да уж, тихие конные… Между тем Грон подтянул повод и дал шенкеля своей кобыле. На этот раз Хмурая Бука четко уловила, что сачкануть не удастся. Поэтому она послушно перешла на средний аллюр. На СВОЙ средний аллюр. Но каурому жеребцу Франка пришлось попотеть, чтобы удержаться на хвосте могучей кобылицы. И тот вновь восхитился выбором Грона. До сих пор считалось, что «великих» и «могучих» должен носить белоснежный либо угольно-черный жеребец, как правило майоранской породы. Но Грон всегда подходил к выбору своего коня с сугубо практической точки зрения. Поэтому, когда Упрямый Хитрец, сын легендарного Хитрого Упрямца, стал слишком стар, чтобы отвечать требованиям, которые Грон предъявлял к своему коню, а в его собственных (кстати, очень неплохих) табунах не нашлось подходящего, среди торговцев лошадьми начался настоящий переполох. Грон слыл знатоком лошадей, так что торговец, доставивший ко двору лошадь, на которую он положил бы свое седло, мог быть спокоен за свое будущее. Однако на этот раз удача улыбнулась отнюдь не знаменитым и богатым, которые буквально заполонили манеж дворца базиллисы белоснежными и черными майоранскими жеребцами, а бедному пастушку из вольных бондов, который пригнал в Орлиное гнездо одинокую степную кобылицу (рядом с которой, правда, все майоранские жеребцы выглядели как пони). Его подняли было на смех (ну еще бы, предложить Великому Грону кобылицу, да еще неизвестно какой породы и странноватого желто-черного окраса), но, когда Грон, выйдя на двор, тут же приказал принести седло и накинул на устрашающую морду Буки свою прочную кожаную уздечку, все смешки умолкли. Бука раздраженно заржала и так лягнула неосторожного конюха, пытавшегося затянуть подпругу, что тот отлетел к коновязи и сломал горизонтальный брус. Если бы не приказ Грона не приближаться к кобыле без легких стрелковых лат, из того точно вышибло бы дух. А Грон рассмеялся, рывком уздечки отвел в сторону крепкие желтоватые зубы (размером с добрый булыжник каждый), уже примеривающиеся к его шее, и произнес: