Автоматная баллада - Уланов Андрей

Из-за двери же мог подслушивать только секретарь, но эта версия выглядела совсем по-детски. Да и зачем держать на подобной должности человека, которому не доверяешь.

– Напитки? – заполучив гостя в кресло, толстяк, похоже, и дальше собирался играть роль радушного хозяина. – Есть отличная вишневая наливка прошлогоднего урожая. Также имеется в наличии беленькая, собственной выделки… четвертая перегонка, прошу заметить. Или, может, – он вдруг подмигнул Швейцарцу приятельски-понимающе, и это было настолько неожиданно, что стрелок едва удержал «маску», – что-нибудь из старых? Настоящих, довоенных… например, коньяк вам, молодой человек, приходилось дегустировать? Причем не советский, нет… хотя армянский был весьма даже… а французский?

«Машина времени, – оцепенело подумал Швейцарец, – они придумали… или не придумали, а как-то завладели, не суть важно, машиной времени. Конечно же – и тогда все эти маскарады с эсэсовскими самураями объясняются легко и просто. Равно как и японские сосны и шелк. И что на первого встречного этот хренов иерарх готов истратить… черт, даже и не скажешь, сколько, – но если где-нибудь в Новом Магадане устроить аукцион бутылочке какого-нибудь „Хеннесси“, предварительно прочитав там цикл лекций на тему… это будет даже не золотом по весу».

– Саке, – выдохнул он первое, что пришло на ум.

Толстяк, ничуть не удивившись, приподнял над столиком высокий, чем-то похожий на перевернутый бокал для вина серебряный колокольчик, качнул два раза…

– Мне как обычно, – сухо произнес Шио. «Попугай» сидел с таким видом, будто проглотил нечто длинное и острое и теперь прислушивается к ощущениям изнутри.

Дяо кивнул.

– Значит, – обратился он к кому-то за спиной стрелка – оборачиваться Швейцарец не хотел, а отражение в полировке было слишком нечетким да и просто маленьким, – бутылочку беленькой досточтимому Шио, саке для нашего гостя и… пожалуй, четверть зеленого для меня. Ну и закусок легеньких.

САШКА

Дорого бы я дал за то, чтобы послушать, о чем эта парочка перешептывалась на кухне до прихода полицаев. Ох и дорого. Только ведь это не автоматом нужно быть – микрофоном с чувствительной мембраной, в крайнем случае стетоскопом. А так, хоть у меня слух и получше человеческого, но разобрать я сумел лишь то, что разговор велся хоть и шепотом, но «на повышенных», что называется, тонах. Кажется, Энрико пытался что-то доказать Анне, в чем-то убеждал, та не соглашалась, огрызалась, но кто победил в итоге и, главное, о чем шел этот спор, так и осталось для меня тайной.

Сугубо теоретически Эмма и Макс должны были расслышать больше меня – они-то стояли, опираясь на пол, прислонившись стволами к стенке, и, следовательно, доходящие с кухоньки вибрации воспринимали куда четче. Увы и ах, они никакого желания пересказывать мне разговор не проявили, и я, со своей стороны, ответил им взаимностью – то есть просить не стал. Не хотите – не надо, дело ваше. Посмотрим, как дальше затвор провернется.

Дальше явились полицаи – висевший на боку пристава Петр-Петрович при виде моих упокойничков одобрительно лязгнул, а подойдя ближе, проскрипел что-то вроде: «Красиво сработал, молодой!»

Голос у него при этом был совершенно осипший. Видимо, на днях старику довелось хорошо пострелять – два-три рожка в хорошем темпе, не меньше, – и теперь он еще с неделю будет харкать отпотевающим нагаром.

До сегодняшнего дня мы с ним толком знакомы не были, но я знал, что на похвалы старик скуп и даже подобная вроде бы по касательной пущенная фраза стоит немало. Что почти тут же подтвердила Ксюха^[7] стоявшего рядом со мной полицая, тихо шепнувшая:

– Четко сработал, парниша, сам «пэ-пэ» хвалит.

У меня даже промелькнула мысль: набраться наглости да и спросить у Петр-Петровича, не слышал ли он про наших с Сергеем нанимателей чего-нибудь интересного. Наверное, и спросил бы – не будь в комнате Эммы и особенно угрюмо поглядывавшего из своего угла Макса. «АКМ» явно злился, и, в общем, я его понимал. Но раз уж твой хозяин такой лопух, что предпочитает полагаться на какие-то из консервы деланые ерундовины, а тебя, словно нашкодившего ребенка, ставит в угол… извини, друг, однако это глубоко ваши с ним личные проблемы. И коситься при этом на всех с видом обиженного судьбой и миром – ей-же-ей, не стоит!

В итоге я все-таки промолчал. Может, и зря – потому что уже на пороге, уходя, Петр-Петрович глянул на меня с таким видом, словно…