Оскал фортуны - Иванович Юрий

Он жестами вызвал к себе командира, и вскоре моложавый генерал гвардейцев уже осаживал рядом с ним своего коня.

– Слушаю, ваша святость!

Глухой официоз, о недавнем панибратстве вроде как и не помнит. Глаза полны служебного рвения и чего-то еще, что не поддается никакому определению. Ладно, посмотрим, что он расскажет дальше.

– Доложить о потерях!

Идет сжатый доклад. Ни одного лишнего слова. Ни одной посторонней эмоции. Спокоен, сух, деловит.

– Никто из наших от моего меча не пострадал?

Вопрос задан словно мимоходом, но сразу попадает в цель. Командир гвардейцев резко вдыхает и сразу громко сглатывает подступивший к горлу комок:

– Никак нет…

– А почему так грустно? Радоваться надо.

Старый служака кивает, но думает совсем о другом:

– Да мы радуемся… но не все…

– Причины?

– Капрал Тукало поседел во время сражения о бок с вами.

– Жалко стало врагов?

– Да нет, он оступился в гуще схватки, пока встал на ноги и поднял голову, увидел, как вы его хотите разрубить двуручником, падая в прыжке сверху. Хорошо, что окаменел от страха, не подался спиной. Потому что вы разрубили двух стоящих за ним Львов до самых промежностей… а голову капрала пропустили у себя между локтей. После боя Тукало снял шлем, а все волосы на голове – как снег на горных вершинах. Вот он и грустит…

– Сочувствую. Но иначе его спасти было нельзя… – Хотя на самом деле Виктор не мог вспомнить этого момента боя, слившегося в один кровавый калейдоскоп. – Как дела во взятой нами крепости?

– Полным ходом завершаем ремонт повреждений. К завтрашнему полудню наверняка будем готовы отразить любой штурм.

– Пошлите снабженцев за солью. Пусть собирают в округе всю, какая только попадется.

– Отправил совсем недавно.

– Ладно, тогда держим путь во вторую крепость, глянем, что там. – Виктор закинул двуручник себе на плечо, словно кусок бревна, и усмехнулся, заметив настороженный взгляд: – Там заодно и помоюсь. Тем более что мыло свое оставил на флагмане.

На второй день со стороны Сангремара начались вялые попытки разрозненных воинских отрядов Львов Пустыни отбить мост. Кажется, там никак не могли осознать, кто и для чего захватил стратегический объект, и от этого пребывали в выгодной для чагарцев растерянности. С подобными наскоками защитники трофейной крепости справлялись играючи, не применяя никаких имеющихся у них новшеств.

А вот морякам флотилии пришлось очень тяжело. Стоять приходилось на большой глубине, и соленая вода, как более тяжелая, чем пресная, довольно быстро опускалась на дно. Там она раздражала подводных хищников, попадая то ли в норы, то ли на глубоководные лежбища, и кашьюри со всей своей яростью обозленными торпедами рвались к поверхности. Вот тогда и довелось впервые увидеть самых огромных монстров, длина которых достигала восьми метров. Хищники ходили вокруг кораблей многочисленными стаями и время от времени одна из них, обойдя неприятный соленый участок, пыталась атаковать доставивших им столько беспокойства людей. Благо еще, что яхты с низкими бортами удалось разместить вплотную к берегу, прямо на выступе короткого подводного шлейфа. Тогда как основной удар кровожадных тварей пришелся по стоящим с краю фрегатам.

В таких случаях не экономили и старались сыпать соль за борт прямо лопатами. Да и «угощения» для желудка швыряли в воду сотнями. Кашьюри бросались за ними особенно рьяно. Но уже минут через пятнадцать наевшиеся соли чудовища больше не возвращались. В дневное время очень удобно было следить за ними с моста, и для этого там постоянно находилось около десяти воинов. Они не только посматривали за стоящими под ними на рейде кораблями, но и сами ловко подбрасывали соленые гостинцы коварным рыбкам. По некоторым предположениям, следовало как можно быстрее уничтожить основную массу кашьюри, и тогда они наверняка станут менее агрессивны, а то и вообще побоятся всплывать. Но пока затишья на водах проливов не было: атаки продолжались и днем и ночью.

Нисколько этим не печалясь, Виктор в первый же день после победы решил эффективно использовать стоящие без дела корабли. Пока никаких новостей со Второго Щита не поступило, и оставалось только догадываться об участи отправленной туда маленькой эскадры. Еще совсем не был обследован пролив Стрела. Разве что первые замеры сразу показали, что линия подводного обрыва здесь углубилась еще больше и теперь находилась на восьми, а чуть дальше на север – на десяти метрах от верхней кромки воды.

Для вольного плавания вначале взорвали одно из колец второй цепи, а когда открылся безопасный проход, туда на всех парусах отправились два фрегата и две яхты. Солью они загрузились основательно, да и многие воины научились разделываться с кашьюри одним или двумя ударами меча. Пример его святости оказался заразителен.

Кстати, и его недавний подвиг не остался без должного внимания и оценки. Любой воин теперь почитал за огромную честь поприветствовать Менгарца, вытянувшись как струна и старательно щелкая при этом каблуками сапог. Ну а сам генерал, командующий гвардейцами и прекрасно знавший все перипетии событий в долине Покоя, все-таки на второй день не удержался и во время ужина, после бутылки изумительного по вкусу вина, спросил:

– Почему ты раньше скрывал свое умение великого мечника?

– Надо же! – фыркнул Виктор и сам перешел к вопросам: – Ты, наверное, забыл, что раньше я легкую саблю мог поднять только левой рукой и сильно прихрамывал на правую ногу? Да и как можно скрывать то, чего никогда не имел?

Хоть они и сидели одни за столом в приемной коменданта крепости, но бравый гвардеец почему-то оглянулся на запертое окно и стал говорить тише:

– Но ведь твое умение гораздо выше, чем владел сам Гранлео. Теперь все только об этом и говорят, хотя как сражался покойный император, мы можем только догадываться.

– Не только догадываться. – Монах поморщился при одном воспоминании о рассеченной ступне, и его сотрапезник прекрасно понял, о чем идет речь.

– Все равно этого мало. Ведь то, что ты вытворял вчера, достойно самой высокой оценки. Причем такое мастерство не уменьшается даже после тяжелых ранений. Ты своего соперника и перед взрывом плотины мог завалить одной левой.

– Ага! А вот это? – Виктор похлопал себя по вздутой груди и потопал. – Лекарство мне дало не только отсрочку инвалидности, но и силу. Причем ощутимую. Но вся беда в том, что это временно. Да и самого главного вопроса не решает: откуда во мне появилось умение махать этой оглоблей?

Генерал проследил за направлением взгляда его святости и тоже уставился на стоящий возле стены двуручник. После боя его тщательно отмыли и не обнаружили даже малейшей заусеницы. Ко всему прочему, лезвие совершенно не нуждалось в заточке. В куче поверженных врагов отыскались даже разрубленные полностью стальные латы. Тогда как меч оставался словно новенький. Именно эту особенность и попытался подчеркнуть бравый командир гвардейцев:

– Наверняка этот меч волшебный. И может давать своему владельцу не только добавочную силу, но и уникальные умения.

– Ну вот, теперь в сказки начнем верить, – досадливо скривился Менгарец. – Другой вопрос, что данный меч следует обследовать с чисто научной точки зрения. Наверняка в нем масса разных технических секретов.

– Какие там секреты? – не сдавался генерал. – Сразу понятно, что это великое магическое оружие.

– Слушай, давай откровенно. Вот ты хоть раз в своей жизни видел волшебство?

– Видел! Твой дельтаплан например!

– Чушь! Когда я тебя научу, ты и сам сможешь сделать подобный собственными руками. Здесь только знания нужны.

– Ну если так подходить к вопросу, то… – командир гвардейцев еще немного подумал, прогоняя воспоминания о цирковых фокусниках, понял, что такие примеры не подойдут, и развел руками, – то можно любое чудо свести к твоей науке.

– Вот и я тебе это пытаюсь доказать. Нам не хватает только талантливых ученых, должных приборов и знания физических законов. А возвращаясь к моему внезапно появившемуся умению, так в бой я вступил спонтанно. На одних эмоциях. А просто вращать перед собой такое уникальное оружие, которое режет тела, словно сочные помидоры, и любой дурак сможет. Так что прекращай поддерживать среди воинов всякие глупые домыслы о волшебстве и моей якобы неимоверной хитрости. Придумают же такое: не хотел лично зарубить Гранлео, потому что возжелал его погубить своей плотиной. Ха!

– Ну не знаю, хочешь, сам выступай перед гвардейцами и все им объясняй. А по мне, великое волшебство и легенда о твоей дальновидной хитрости гораздо лучше помогает нашей обшей победе.

Так они и не пришли к единому мнению по этому вопросу, а донельзя гордые оруженосцы продолжали в любое время суток носить за его святостью теперь уже воистину знаменитое оружие.