Время перемен - Мазин Александр

Лица представителей Департаментов разведки и безопасности выразили крайнее неудовольствие, но протестовать они не осмелились: Россия была не просто среди тех, кто ратифицировал закон, предоставивший Комитету его обширные права, но одной из стран, наиболее активно продвигавших этот законопроект в Мировом Сообществе.

– Однако,– продолжал мой командир,– наша Комиссия была бы весьма признательна, если бы русские структуры продолжали самостоятельную разработку проблемы. Мы высоко ценим профессионализм и научный потенциал России и готовы, в свою очередь, для более успешной работы наших русских партнеров предоставить им данные, касающиеся предмета нашей работы, представленные другими странами или полученные специалистами Комитета.

Вот это круто! Только теперь я осознал всю серьезность проблемы. Комитет никогда и ни с кем не делился информацией. Это было кредо. Основа нашего превосходства, позволявшего Комитету действовать даже в тех случаях, когда были затронуты интересы таких гигантов, как Китай, Запад-Европа, Россия или Индия.

Последняя фраза Хокусая изумила не только меня. Даже невозмутимый начальник Управления внешней разведки по связям с Комитетом, Управления, чьей заветной мечтой было проникнуть в информационные базы «Алладина», встрепенулся: уж не пригрезились ли ему слова специального координатора? А уж глаза Фридкиной зажглись прямо-таки дьявольским огнем: замначальника Управления безопасности информационных сетей уже представила, как заветные тайны Комитета…

Сучков толкнул меня в бок:

– Рот закрой,– произнес он шепотом.– Ты что?

– Потом объясню,– тоже шепотом ответил я.

Похоже, заявление Хокусая удивило не только русскую сторону.

Специальный координатор Леру прикусила губу, доктор Праччимо удивленно воззрился на Хокусая, и только дедушка Сунь как сидел с полуприкрытыми глазами, так и остался сидеть.

Всё, что было сказано после «исторического» заявления Хокусая, уже не столь эпохально. Высокие стороны договаривались о порядке взаимодействия и сотрудничества.

Прощались чопорно и торжественно. Гостям были отведены номера «люкс» в петергофском «Кесаре». Вечером планировался банкет, на который нас с Ванькой не пригласили. Ну и ладушки. Не очень-то и хотелось: слушать скучные официальные здравицы…

Совещание закончилось. Праччимо с Колосовым продолжали беседовать, а меня поманил Хокусай:

– Пойдем, майор, пообщаемся. Хочу услышать твои личные впечатления.

Я быстренько попрощался с Ванькой – до вечера – и поспешил за своим непосредственным начальником.

Но поговорить нам не дали.

Как только мы оказались вне досягаемости посторонних ушей, рядом появилась специальный координатор Леру. В состоянии холодного бешенства.

– Кто вам позволил, координатор, делать подобные заявления, не посоветовавшись с нами? – прошипела она.

– Необходимость,– спокойно ответил Хокусай.– И целесообразность.

– Я подам рапорт в Президиум координационного совета!

– Это ваше право, мадам – высказать свое особое мнение.

– Я вам не мадам, а специальный координатор Леру! – Негритянка была на полголовы выше Хокусая и вдвое толще. Сейчас ее массивные телеса буквально вибрировали от возмущения.– И это будет не особое мнение, а доклад о вашей некомпетентности и своеволии.

Хокусай покосился на меня. Я ожидал, что он жестом велит мне отойти подальше. С точки зрения любого военного, Леру была абсолютно неправа. Нельзя ругать командира в присутствии его подчиненного. Но Хокусай меня не отослал. Вероятно потому, что Леру не была его начальницей.

– Прошу прощения, специальный координатор, я не хотел вас оскорбить – Хокусай был невозмутим.– Но вы ошибаетесь. Мы с доктором Сунем заранее оговорили возможность информационного обмена с русскими.

– Почему не поставили в известность меня? – металлическим голосом осведомилась Леру.– Вы должны были это сделать.

Хокусай не улыбнулся, но я знал его достаточно хорошо, чтобы уловить иронию в его голосе.

– Вижу, у вас, специальный координатор, особое мнение и по поводу устава нашей организации. Можете вынести его на очередное слушание.

Леру зашипела, как кошка, развернулась и удалилась, топая совсем не по-кошачьи.

– Не беспокойся,– сказал мне Хокусай.– Эта сердитая дама не помешает нашей работе. Доктор Сунь – председатель нашей комиссии, и он думает о деле, а не о политике.

Мой доклад Хокусаю занял двадцать пять минут, включая ответы на вопросы. В конце его я рискнул намекнуть своему начальнику, что раз уж мой отпуск прерван, то, может быть, мне имеет смысл вернуться на базу.