Автоматная баллада - Уланов Андрей

Брось, приказал он сам себе, брось! Они и до скелета-то не дойдут, со своими дурацкими саблями-катанами. И, главное, со своей долбаной самоуверенностью, что с ними ничего плохого не может случиться. Точно, не дойдут, ведь клановцы хоть и те еще олухи, но эту парочку даже и они не упустят – чертовски сложно не заметить двух идиотов, точнее, одного идиота и одну кретинку, которые ведут себя так, словно им сам Господь гарантии пообещал. Словно и не живые люди, а по-ло-жи-тель-ные пер-со-на-жи, герои какого-нибудь тупого довоенного приключенческого романчика для детей младшего и среднего школьного возраста, твердо знающие: до конца книги автор их дотянет, сквозь все вражеские орды и природные катаклизмы, деться ему некуда, законы жанра нерушимы.

«Километра не пройдут, – зло подумал он, – ну пять – никак не больше. Нарвутся на патруль… положат его, а затем облава прихлопнет их, будто мух.

…а я так и останусь с этим проклятым вкусом прикосновения к тайне. Настоящей, с большой буквы – Тайне».

Пройденные по топи километры не приблизили – как он, откровенно говоря, надеялся – разгадку ни на шаг, слишком уж замыкалась в себе эта странная парочка. Анну еще пару раз получилось слегка разговорить – ни о чем существенном, так, ерундовый пустой разговор. Треп на общие темы: а почему на вашем Востоке все не так, как у людей, в смысле, здесь, у нас. А вот псевдо-испанец, похоже, с удовольствием бы сожрал собственный язык, если б не понимал, что возможность издавать связные звуки может иногда быть необходимой для пользы дела.

– Что ж, – Энрико сбросил рюкзак, тряхнул головой, а руки его при этом повисли вдоль туловища так расслабленно, что ладонь Сергея сама по себе, без всякого понукания со стороны головы дернулась назад и вверх, к надежной шершавости накладок Сашкиной рукоятки.

– В чем-то это даже хорошо, что ты нам врал. Потому что мы также были не до конца откровенны с тобой. Насчет твоей платы…

– Дурак! – отчеканил Айсман. Запрокинул голову и с видимым удовольствием повторил: – Ду-рак! Что у вас, окромя той, авансовой двадцатки, золотишка ек, я уже к вечеру пятого дня сообразил! Тоже мне – Главный Секрет НАТО!

– Сообразил? – недоверчиво переспросила девушка. – И все равно шел?

– А чего ж было не сходить, – пожал плечами Сергей. – За двадцать-то монет. По мне, так плата более чем, деньги все вперед уплатили – хорошо, а что вам при этом еще и наобещать захотелось с три короба, лапши глупому следопыту на уши развесить… ну так эта беда – не проблема. Главное, монетки-то я получил, а теперь и работу сделал, так что могу вам ручкой помахать со спокойной душой и чистой совестью.

«А ведь это и в самом деле так, – подумал он, старательно пытаясь убедить то ли себя, то ли кого-то… кого-то, напряженно вслушивающегося в его мысли. – Я их довел, все, как и просили, а чего будет дальше – это не моя забота, ну никак не моя».

– Да, – задумчиво проронила Анна. – Можешь.

– Ты свое дело сделал.

Что-то в голосе Энрико заставило Айсмана поежиться. Глупость, конечно же, – даже скуластый не может быть настолько глупым, чтобы предполагать, будто те золотые он потащил с собой. А никакой другой причины для попытки сподличать напоследок быть не может.

Или все-таки может?

Между ними сейчас было чуть меньше двух метров. Вроде бы и немного, но если взять в расчет ушедшие в грязь чуть ли не на треть голенища сапоги… чего бы там Энрико про свою быстроту ни думал, он должен соображать, что мгновенно ему до следопыта не добраться. Конечно, остаются эти его любимые метательные снежинки-шестеренки, ну и, само собой, автомат, но в эту забаву ведь можно играть и вдвоем – вдвоем, потому что Анна пока вне игры, четко…

– Ты свое дело сделал, – повторил скуластый. – Можешь уходить.

ШВЕЙЦАРЕЦ

Как он и рассчитывал, с мотоциклом все было в порядке – по дороге «туда» храмовники слишком торопились, чтобы всерьез подступиться к проблеме неведомо как научившегося карабкаться по деревьям транспортного средства. Ну а уцелевшим было тем более не до разгадывания секретов механизма лебедки. Автоматная очередь по насмешливо чернеющему в кроне мотоциклу – вот максимум, который они могли бы себе позволить, но и без этого обошлось. Повезло.

«Впрочем, – подумал Швейцарец, – даже преврати они его железного коня в решето – сейчас это уже было не суть важно. Неприятно – но не более того. Похромали бы еще пару дней… а дальше уже б и пошли, ведь ступни у девчонки почти зажили, да и на его собственное копыто тоже почти можно ступать… можно, если осторожно. Удивительная вещь эти синие лианы, и Агеев, по-видимому, ничуть не кривит душой, говоря, что довоенные биологи, ознакомившись с их действием, ими же с горя бы и удавились. Втрое-вчетверо ускоренная регенерация – это в чем-то даже значимей, чем антибиотики, это едва ли не былинная живая вода. Или мертвая – кажется, именно мертвой водой спрыскивали порубленных на куски богатырей, дабы получить пригодный к дальнейшему оживлению труп. За одни только эти лианы раньше бы светила вернейшая, железобетонная „нобелевка“… и Агеев, похоже, если о чем и жалеет, так это о невозможности покрасоваться на той самой сцене. В остальном же этот новоявленный доктор Менгеле вполне доволен, а местами даже и счастлив – ведь у него есть уникальная возможность двигать любимую науку, без оглядки на всякие там морали, к его услугам множество подопытных мышек… двуногих… разумных. И, что самое паршивое, он со своей людоедской арифметикой: десять исцеленных, вытащенных буквально с того света, за каждую жизнь, хладнокровно принесенную на „алтарь науки“… он прав. Потому что те, добрые и высокоморальные… тщетно пытавшиеся крохотными горстями уцелевших довоенных лекарств даже не остановить – хоть на самую малость замедлить победный марш вырвавшихся из шкатулки Пандоры чумных легионов… они проиграли и ушли, а Петр Агеев спасает здесь и сейчас. Исцеляет… и убивает.