Утро Судного Дня - Мазин Александр

- Дашенька, милая, мы живы! - настойчиво произнес он. - Вот моя рука, попробуй, она теплая!

- Да разве это важно? - Даша засмеялась. Это был счастливый смех. - Конечно, мы с тобой умерли, а как же иначе? Если бы ты, любимый, мог видеть свое лицо, то понял бы это сразу.

- Да? Ну это как раз просто, - Грива тронул сенсор, превращая часть обзорного окна в зеркало. - Сейчас ты...

И осекся.

Из зеркального овала на майора Гриву смотрел совсем другой человек. То есть не то чтобы совсем другой. Этот человек был похож на майора Гриву. Даже очень похож. А еще больше он был похож на кадета Гриву, того, который только-только переступил порог Высшей Императорской Школы.

Артёму стало ясно, почему темнокожая полицейская сначала приняла его за несовершеннолетнего Фахри. Да он сам бы принял себя за мальчишку! Чудеса да и только. Теперь они с Дашей выглядели ровесниками. Хорошо это или плохо? А черт его знает. По крайней мере ясно, что с такой физиономией соваться в русское посольство не стоит. Его попросту примут за самозванца. Хотя... Если он помолодел за последние несколько часов и те, кто его ищет, об этом не знают...

- Дашенька, скажи мне, пожалуйста, мое лицо изменилось только сейчас, или вчера оно тоже было таким?

- Ар Том, это шутка, да? Мы же умерли. После смерти даже старики сразу становятся молодыми. Это все знают.

Грива с беспокойством посмотрел на свою подругу. То, что она полагает их умершими, это еще полбеды. А вот то, что она не способна воспринимать реальность, это хуже. Толстуху-полицейскую, которая приняла Артёма за «несовершеннолетнего Фахри», только слепой мог бы счесть юной.

- Да нет же, Ар Том! (Артём, зови меня Артём, милая! - попросил Грива). Да, Артём, хорошо. Только мы, пришедшие из другого мира, становимся молодыми. А те, кто родился здесь, они - всякие. И молодые, и старые...

- А умершие тут отправляются в мир жизни, да? - подхватил Артём. Его раздражало, когда в дикарских суевериях Даши чувствовалась логика. Это значило, что разубедить ее будет не так легко.

- Ну да, только не в мир жизни, а в мир жизни-смерти, - подтвердила Даша.

Ну да, это было именно то слово. Означающее не просто смерть, а смерть-жизнь. Многозначность Дашиного языка едва не ввела Гриву в заблуждение. Теперь он понял... Что ничего, собственно, не изменилось. Жизнь-смерть... Это перерождение, что ли?

- Кто тебе это рассказал? - поинтересовался Грива.

- Шадаква.

- А он откуда узнал? - Беседуя, Артём одновременно переориентировал вертушку.

Теперь они летели не к русскому посольству, а к деловому центру. Там, в переплетениях многоуровневых переходов, Грива рассчитывал найти свободную точку доступа в Сеть. Да и позавтракать не мешало бы. В деловом центре полно бесплатных корпоративных бистро для младшего персонала.

- Как это - откуда узнал Шадаква? - Даша очень удивилась. - Да он же и есть Шадаква!

Шадаква. Пришедший Издалека. Пришедший откуда-то... чего нет. Или, с тем же успехом, его имя можно перевести как «Пришедший из другого мира».

Вот такие пирожки с зубрятиной.

Артём Грива

Найти подходящее бистро, где мы с Дашей не привлекали бы внимания, оказалось не так-то просто. Проблема была в цвете кожи. Даже здесь, в деловом центре, белых почти не было. Наконец я подыскал местечко, где сидела парочка белых европейцев... оказавшихся, впрочем, калифорнийцами. Причем знакомыми. Надо же! На планете восемь миллиардов, а напротив нас сидели батины друзья из Кермаля. К счастью, они меня не узнали. Скользнули любопытными взглядами... И вернулись к своему разговору. Краем уха я уловил слова «Стенфорд», «ифрит», «массовое помешательство»... Я навострил уши. Жаль, если в Стенфорде случилось что-то дурное. Отец говорил: это место, где живет подлинная американская культура. И он прав.

К счастью, со Стенфордом все было в порядке. Или к несчастью, потому что пострадало не меньше десятка калифорнийских городов. Сотни тысяч жертв. Убийства, самоубийства... За тот год, что я провел в палеолите, в моей родной эпохе продолжалась пандемия немотивированной агрессии.

Что ж, будем начеку. Я посмотрел на Дашу. Моя девочка ела мороженое. Первый раз в жизни. На это стоило посмотреть! Даша заметила, что я за ней наблюдаю, улыбнулась перемазанным ртом:

- Очень вкусно!

- Ешь медленно. Оно холодное.

- О да! Очень, очень холодное!

Ну да, холодное - на ее языке означает нечто очень приятное. Когда мы окажемся в России, она поймет, что не все холодное - хорошо. Если мы там окажемся... Если аналитики «Алладина» не просчитают нас раньше.