Лунная соната для бластера - Серебряков Владимир

Когда дверь, наконец, открылась, мои часы показывали половину первого ночи. Я дружески помахал вошедшему уикканцу бластером и указал на низкий пуфик — кресло я занял сам, и уступать не собирался.

— Присаживайтесь, senor Аббасон, — дружелюбно предложил я.

Уикканец осторожно опустился прямо на пол.

— По какому праву?.. — прорычал он хоть и яростно, но не слишком громко.

— Офицер Макферсон, полиция лунного самоуправления, — представился я вежливо. — Хочу задать вам несколько вопросов.

— Дела веры не относятся к ведению полиции!

— А с чего вы взяли, что меня интересуют дела веры? — Да, жалок тот, в ком совесть нечиста! — Пришел я к вам… почти как частное лицо.

— Провалитесь вы в девятый ад Саваофа!

— Невежливо, сеньор. — Я поднял бластер и демонстративно увеличил мощность. Теперь, вздумай я выстрелить, мне не понадобится даже прицеливаться — ком плазмы спалит все, что зацепит хоть краем.

— Вы не посмеете. — Похоже, Аббасон не слишком верил своим словам.

— Посмею, — успокоил я его. — Или вы думаете, что я примчался к вам из Моря Облаков для милой дружеской беседы? Меня интересует Эрнест Сиграм — помните такого? Вижу, что помните. Кто он? Где проходил репрографию? Что такого пытался скрыть своей смертью? Только не убеждайте меня, что он случайно довел себя до метаболического истощения.

— Вы ничего не узнаете, — ответил Аббасон. Я отметил для себя, что, несмотря на страх, он держится спокойно… нет, не то слово — уверенно! — Ничего.

— У вас довольно интересный предрассудок, — произнес я, запуская руку в карман. — Сидите смирно.

Я нагнулся вперед и всадил в его щеку заряд гипнарка прежде, чем он успел опомниться. Уикканец слишком поздно сообразил, что я делаю. Он начал трансформацию, глаза его вспыхнули золотом ярости — и погасли, когда наркотик проник из кровяного русла в мозг.

— Сидеть, — приказал я. Приподнявшийся было Дэймон плюхнулся обратно на мягкое покрытие. — А теперь рассказывайте подробно. Кто был главным в общине — вы или Сиграм?

— Вопрос задан некорректно, — лениво произнес Аббасон.

Вот недостаток гипнарка — пациент отвечает только на заданный вопрос, как примитивный сьюд, и, чем сильнее воля допрашиваемого, тем, как правило, короче его ответы — лгать он не может, а говорить не хочет.

— Какова была роль Сиграма в общине?

— Он служил управителем.

— Управителем чего?

— Связей.

— Связей с кем?

— Не знаю.

От-так-так!

— Почему не знаешь?

— Блок памяти.

Чтобы снять репрограммный, внедренный в самые глубокие слои личности запрет, нужен полный комплект гипнургической аппаратуры — при условии, что вскрытие блока не сотрет вообще все воспоминания пациента, оставив у меня на руках мускулистый овощ. Я растерянно пошарил по карманам. Гипнокорректора у меня там, разумеется, не завалялось. Были, правда, мушки в ассортименте, включая совершенно нелегальные, но если я попытаюсь накачать Аббасона обезволивающим выше бровей, это может плохо кончиться.

Тупик.

Попробуем зайти с другого конца.

— Какова твоя роль в общине?

— Я — Господин! — Даже гипнарк не выдавил из уикканца гордости. Я никогда не понимал психологии искренней веры. Этот человек всерьез полагает, что является воплощением Рогача 'Эрне вне зависимости от напичкавших его организм косметических аугментов, и это придает ему сознание собственной значимости, какого мне не добиться, даже соверши я двенадцать подвигов Геракла (хотя что там за подвиги — в основном зверушек ломать).

— Какова роль в общине… э… — Я попытался вспомнить. — Джеймса Слончевски?

— Он Черный.

— А Ирейн Квилл — Госпожа?

— Да.

Меня всегда интересовало, является ли такая иерогамия одновременно и светским браком. Все уикканцы, с которыми я пытался заговаривать на эту тему, тут же поднимали жуткий скандал с обвинениями в оскорблении чувств верующих — на этой почве у них вообще паранойя — но внятного ответа мне добиться так и не удалось. Я потратил секунду, подавляя искушение спросить у Аббасона. Ему-то сейчас не отвертеться….

А вообще картина складывается до отвращения нестандартная. Мы имеем классическую троицу руководителей общины, возглавляемую, как водится в черной уикке, Господином (у белых на первом месте жрица, но двое ее ближайших сподвижников всегда мужчины). И к этой слаженной команде примазывается четвертый, остававшийся без места в иерархии, но именуемый тем не менее верховным жрецом.