Лунная соната для бластера - Серебряков Владимир

«Место радости» оказалось довольно большим залом — до купола он, конечно, не дотягивал, но казался едва ли не больше из-за царивших в нем сумерек. Горели факелы — ровным, бездымным пламенем, отбрасывая множество дрожащих, причудливых теней. Огромный костер посреди пещеры (другого слова не подберу для этой подлунной полости) не столько освещал, сколько перебивал холод, исходящий от черных с сине-лиловым отблеском реголитовых сводов. Взгляд не наталкивался на стены, а с разгону пробивал их и тонул в непроглядной тьме, тщетно ловя плывущие тени… хотя, конечно, это лишь отблески языков огня танцевали на глянцеватом камне.

Толпа собралась изрядная. На осенний праздник сошлись все ковены общины — тринадцать крат по тринадцать, иначе говоря, сто шестьдесят девять полноправных ведьмаков (и ведьм), не считая неоперившейся молодежи. В зале висел густой запах огня, пота, возбуждения и колдовских благовоний. Тихо бормотал барабан. Мой притерпевшийся к темноте взгляд различил на полу белую черту, шедшую параллельно стене метрах в трех от нее, а внутри очерченного ею круга — еще какие-то знаки. Заходить за черту я не стал.

Я не заметил, откуда вышли Господин и Госпожа, но в момент их появления толпа, гудевшая ожиданием, смолкла. За обнаженными Владыками чопорно и важно, как старый марабу, шествовал Черный Человек, закутанный от макушки до пят в темную материю, несущий на вытянутых руках поднос с ритуальным пирогом.

— Эйо эвои, — негромко сказала Госпожа, и голос ее — густой, мягкий, сильный — заполнил пещеру лихорадочным теплом. Факельный свет окрашивал пышное тело червоным золотом, в один цвет с длинными распущенными волосами и венком из спелых колосьев.

— Эйо эвои, — отозвался Господин. Он также был наг, но лицо его скрывал тяжелый черный шлем, украшенный венком из дубовых листьев.

— Эйо эвои, — откликнулся зал на множество голосов.

Черный достал из складок своего одеяния алую с золотом короткую свечу, с поклоном протянул Госпоже. Та взяла ее обеими руками, словно та была по меньшей мере из свинца, сосредоточила взгляд на фитиле; потом, держа свечу в вытянутой руке, ладонью второй начала делать пассы.

— Аррианрод! — сказал шабаш. Тихие голоса множества людей внезапно наполнили пещеру так туго, что в ней стало тяжело дышать.

— Хабондия!

— Андрада!

— Арадья!

— Рианнон!

Фитиль затлел и — вдруг — вспыхнул. Госпожа бережно установила ее на шлеме Магистра шабаша.

— 'Эрфа! — негромко грянул шабаш — да, именно так; столько силы и дикого, нечеловеческого ликования было в этом возгласе, что меня не удивило бы, запылай от него каменные стены.

Господин также принял свечу от Черного — длинную, темную (в сумерках я не разобрал, какого оттенка; подозреваю, что цвета хорошей сажи). Снова воцарилась полная тишина.

— Андраз! — сказал шабаш с тихой угрозой и гневом. Барабан шепотом зарокотал вдалеке.

— Ху!

— Дьявол!

— Цернунн!

— Барабба! — Барабба! — Барабба! — Барабба!

Крик все не умолкал, смешиваясь с ритмом тамтама, взвинченная толпа скандировала странное слово… что-то похожее я слышал… Бараба… Барабас… да нет, смешно… Аббасон, вот! Аббасон — сын Аббы — бар-Абба… На иврите — «сын Отца». Первоначально — одно из священных имен Христа, потом странным образом перешедшее в кабалистику и ведовство. Так кто же был главным здесь — Эрнест Сиграм или скрывающийся за рогатым шлемом Дэймон Барабас… тьфу, Аббасон?

Господин резким жестом переломил свечу и швырнул в костер.

— 'Эрне! — взревела толпа.

Пламя вспыхнуло бешено-ярко, высветив темные силуэты Троих. Откуда-то из глубин плотно сбившейся массы народа донеслась песня — заклинание, подхваченное сотней голосов, не диссонировавших, но сплетавшихся в единую мелодию:

Королева всех Лун, и хозяйка всех Солнц,

Королева Небес и владычица Звезд,

Королева Воды, Королева Земли,

Принеси нам дитя, что мы ждали!

Ты даешь ему жизнь, о Великая Мать,

Ты рождаешься снова, Владыка!

Мы отринули свет, мы отринули тьму,

Мы рабы твои, и ты служишь нам,

Так зажги же свет, о Мать!

Озари наш мир, о Мать!

Солнца свет подари, о Мать!

Эйо эвои, о Мать!

Эйо эвои!

Пламя чуть стихло, барабанный бой стал громче. Господин и Госпожа принялись сосредоточенно выполнять ритуалы освящения. Я воспользовался этим, чтобы получше оглядеться. Мало кто из непосвященных попадает на шабаши черных уикканцев, хотя и белые в этом отношении немногим снисходительнее.