Сеть для миродержцев - Олди Генри Лайон

Зачем?!

Отвлекшись, я пропустил тот момент, когда пламя на алтаре раскрылось алым цветком киншуки, лишенным запаха. Сердцевина цветка на миг просияла ослепительной белизной, и почти сразу Яджа сорванным голосом возвестил:

- На погибель Гангеи Грозного по прозвищу Дед!

Смутный призрак замерцал в глубине пламенного венчика. Он сгущался, обретал черты, формы, и вместе с ним обретал ясность трехглазый лик в облаке-соглядатае. Припухшие веки открыли третий глаз, сплошной, без зрачка, изнутри полыхнула нестерпимая зелень, дрогнули крылья нервного носа, и чувственные губы приоткрылись словно для поцелуя.

Я так и не понял до конца, кто же на самом деле возник в алтарном огне: мужчина или женщина? Двуполый силуэт, облаченный в кольчатое сари или в доспех удивительного покроя, существо вне способности брать или отдавать, видение того невозможного времени, когда разделение уйдет, оставив престол единству. Лишь одно было видно отчетливо: на голове существа, заказанного на погибель Грозного, вызывающе торчал клок волос, гордый хохол, напоминая собой гребень удода. Хохлач робко протянул руки из пламени, пытаясь коснуться Яджи, отдернул пальцы, потянулся к будущему отцу…

Смех Шивы услышал только я.

Губы Разрушителя сложились бантиком, и вместо поцелуя Шива плюнул. Плевок вырвался наружу, по мере движения твердея, застывая, превращаясь в женскую фигуру… Я сразу узнал ее. Бенаресская Мать, царевна Амба, похищенная, а затем отвергнутая Грозным. Та самая, из-за которой Гангея сражался со своим учителем на льду Безначалья.

Та, что жаром своей аскезы сотрясала основы Мироздания.

Теперь становилось ясно, какой дар она попросила у Синешеего и зачем Разрушитель явился наблюдать за страшным обрядом!

Шива всегда выполнял свои обещания.

Женщина-плевок слилась с двуполым образом в алтарном пламени, и я вздохнул с облегчением: сердцевина цветка опустела, но вместе с исчезновением будущего ребенка-мстителя исчез и трехглазый лик.

Впрочем, вмешаться напрямую я по-прежнему не мог.

Оставалось только ждать и завязать себе на память узелок: присмотреть за Хохлачом, когда тот (та?!) появится на свет.

Смерть Гангеи Грозного в ближайшие лет пятьдесят-шестьдесят меня никак не устраивала.

- На погибель Наставника Дроны по прозвищу Брахман-из-Ларца! - выдохнул Яджа, дергая изуродованной ожогами щекой.

На этот раз огненный цветок был вдвое больше. Еще бы, ведь теперь в его сердцевине объявилась целая колесница! Сперва я подумал, что Дроне суждено погибнуть под ее колесами, потом обругал себя за глупость - ведь не станет жена Друпады рожать целую повозку! Но в колесничном "гнезде" уже возник человек. Возник сразу, рывком, мгновенной вспышкой, и я помимо воли залюбовался им.

Широкоплечий юноша с царственной осанкой, руки подобны слоновьим хоботам, дыхание напоминает шипение разъяренного нага, а дерзкий взгляд соперничает с игрой алтарного пламени. И зарницы играют на поверхности роскошного панциря, на бляхах колчана с длинными стрелами, на отделанных золотом ножнах меча…

- Да нарекут тебя Сполохом^[52]!

Вопль Яджи спугнул очарование, и я вновь проклял себя за праздное любопытство.

Говорят, я самый утонченный из братьев-Адитьев и даже из всех Тридцати Трех.

За что и страдаю.

Любуясь Сполохом-убийцей, я упустил момент зарождения образа, когда мог - рискуя, напрашиваясь на грандиозную оплеуху! - но мог частично вторгнуться в обряд, попытавшись направить завтрашний день нужной тропой.

Яджа прорек имя будущему губителю Дроны, что самую малость выходило за пределы полномочий ятудхана. Этот поступок не был прямым нарушением ритуала, он не был даже лазейкой - так, крысиной норой, извилистым ходом червя, но все же, все же, все же…

Теперь Сполох исчез, и время было упущено.

Я лишь отметил про себя: когда ребенок родится и малость подрастет, придется отдать его к моему Дроне в воинскую науку. По воле отца или против - но отдать.

Чтобы лишить возможности поднять руку на собственного учителя.

Зараза-память услужливо подсказала: лед Безначалья, зрители-Миродержцы, и сходятся в смертельном поединке Гангея Грозный и Рама-с-Топором.

Ученик и учитель.

Ладно, всяко бывает. Если Сполох дерзнет-таки, если предназначение пойдет ему горлом, то Опекуну Мира покарать святотатца, не допустив до греха, - дело святое.