Приют героев - Олди Генри Лайон

Почувствовав резкий прилив сил, удвоила рвение.

* * *

Туман крался по улицам Реттии.

Туман брел по булыжнику мостовой, шаркал подошвами башмаков, тянул бледные пальцы, заплетая город паутиной – от бульвара XXVI-ти Ла-Лангских Коммерсантов до площади Регуса Эволютора, от консерватории маэстро Бригета Куриация к театру «Пироглобус», от приюта Блудных Сыновей, основанного безымянным купцом-многоженцем, к гостинице «Приют героев». Тучи разошлись; нависнув над головой ковшиком, чахоточно-румяный месяц лил в паучью сеть кровь с молоком. Горгульи с крыши храма Бабушки Странноприимной беззвучно разевали пасти, угрожая месяцу, но ковшик и без горгулий понимал: его час близок.

Скоро рассвет.

Скоро он опрокинется в жгучий кипяток восхода.

Трое скользили в умирающей ночи, не задевая паутины, не замечены сонным патрулем, который прошел, стуча погремушками, с ритмичными возгласами: «Баю-баюшки-баю, славлю родину мою!».

Два вигила и одна вигилла.

Арест-команда Тихого Трибунала.

Андреа Мускулюс жил в квартале Анахронистов, в частном домике, каких здесь было много – богатый застройщик Фриц Тыковка-сын, выкупив за бесценок здешние пустыри, настрогал уйму двухэтажных карликов-близнецов и озолотился на аренде. Действительным членом лейб-малефициума ученик Кольрауна стал меньше полугода назад – откладывая часть нового, вполне сносного жалованья, через два-три года он переедет в более престижный район, но сейчас вынужден довольствоваться малым. Это хорошо. Меньше свидетелей. Соседи носа наружу не высунут, если в доме сударя малефика начнется подозрительный шум.

Решат: куклу иголкой дырявит, а кукла своего счастья не понимает, отбивается.

– Инги, останься у входа.

– Хорошо, Мантикора.

– Грегор, встань под тем окном. Да, которое светится.

– Хорошо, Мантикора.

Это были лучшие из лучших, Ингвальд Холера и Грегор Богомолец. Малефик должен радоваться: за ним пришли, как за полным магом высшей квалификации. Сам факт такого ареста Коллегиум Волхвования засчитывал за особые заслуги и выдавал аттестат – если будущий м. в. к. выходил на свободу без поражения в правах.

Анри видела в этом тонкий намек умницы-Месропа. Сообразит малефик, в чем соль – из штанов выпрыгнет, лишь бы заслужить. Хотя нет, такие, как наш бычок, из штанов выпрыгивают с неохотой. Даже из магистерских штанов за высшей квалификацией.

А жаль…

Ингвальда и Грегора вигилла не посвящала в хитросплетения замысла. Им достаточно знать главное: председатель выписал ордер на арест. Имя, фамилия, адрес. Извольте выполнять.

Прислуги Мускулюс не держал. И дверей не запирал, согласно традициям малефициума. Иные традиции стоят на ногах куда крепче закона, особенно традиции вредные, каким и место в обществе королевских вредителей. От друзей запираться грешно, от мага не запрешься, а вор в дом – счастье на порог. Некоторые малефики еще и доплачивали ворам, если грабитель доживал до возвращения хозяина.

Войдя в крохотный холл, Анри поднялась по лестнице на второй этаж. Мускулюс – человек законопослушный, добропорядочный, сопротивления оказать не должен. Оттого и грустит внизу Холера, оттого печалится Богомолец: знают, что не доведется удаль показать.

Скучный арест.

Пустая интрига князей мира сего.

– Именем Тихого Трибунала, вы арестованы! Извольте следовать за мной!

Сидевший за столом Андреа Мускулюс поднял голову. Суконный халат распахнулся, открывая крепкую шею и грудь. Лицо малефика, бесстрастное, восково-бледное, усеяли бисеринки пота. Грубоватые черты смазались, словно художник провел по портрету кистью, обильно смоченной водой. Казалось, на широкие плечи бычка внезапно лег Овал Небес, и надо держать, держаться, ждать, пока срезанный под корень ясень Коловорот вырастет заново.

– Вы подождете, пока я… оформлю бумаги?

Голос Мускулюса был ровен, тих и наполнен многозначительными паузами, как у птицы Аль-Хохол, механической диковины, выставленной в галерее семинарии искусств.

– Мне недолго… осталось…

– Бумаги?

В планах авантюры никаких бумаг не предполагалось. Он что, приводит дела в порядок? Дурная примета…

– Да. Вы, наверное, знаете, что я сирота, – малефик начал облизывать губы, неприятно морщась. – Так вот, у меня нашелся дедушка. Вот. Да, дедушка. В Раушбахе. Дедушка год назад умер. Он оставил мне наследство. Да, наследство. Вот. Мне надо подписать ряд бумаг. Да.