Дочь похитительницы снов - Муркок Майкл

Каково это – сознавать, что любой поступок отзовется теми или иными последствиями во всем мироздании? Поневоле начнешь следить за собой – за тем, что говоришь и что делаешь, за тем, с кем дружишь и с кем враждуешь. Или замрешь в полнейшем бездействии, будто погрузившись в непробудный сон. Или попытаешься вернуться в блаженное состояние невежества.

Или, подобно Эльрику, перестанешь ценить собственную жизнь и будешь очертя голову кидаться в авантюры одна рискованней другой. Ведь тому, кто рискует и проигрывает, наградой – полное забвение. А Эльрику частенько грезилось именно забвение, забвения искала его истерзанная душа. Поэтому полагаться на него в бою было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. Он пойдет напролом, но отсюда вовсе не следует, что мы должны бежать за ним…

Лично мне более всего хотелось вернуться к тихим прелестям уединенной сельской жизни. К несчастью, пока это возвращение представлялось почти несбыточным.

Эльрик нахмурился, словно что-то прикидывая в уме. Я подозрительно покосился на него. Будем надеяться, что ничего этакого ему в голову не взбредет. Втроем нам не устоять против орды Гейнора.

Мельнибонэец махнул рукой, и мы стали осторожно спускаться, подбираясь все ближе к врагу. Демонические вихри как будто защищали Гейнора с флангов и с тыла. И как" только моему кузену удалось подчинить себе ишассов?

– Откуда ты про них знаешь? – прошептал я, обращаясь к Эльрику. – Ты уже встречался с этими демонами?

– Да, но тогда их было не десять, – отозвался Эльрик, явно раздосадованный тем, что я его отвлекаю. – Однажды я призвал их отца. Эти существа повелевают каждый собственными владениями и, бывает, враждуют между собой. А иногда на них, что называется, находит… И тогда с ними могут справиться не шарнахи, создатели ветров, а только х'Хааршанны, творцы вихрей.

Я задумчиво кивнул. Внутренний голос убеждал меня повернуться и убежать, пока не поздно, отыскать дорогу из пропасти и вернуться в Гамельн. Пускай меня снова запрут в концлагере – все лучше, чем сражаться со сверхъестественными силами.

Армия остановилась и принялась разбивать бивуак. Должно быть, Гейнору потребовалось время на обдумывание следующего хода? Десять Сыновей образовали круг и встали часовыми. Я до рези в глазах присматривался к ним, стараясь разглядеть, что же внутри у этих буйных вихревых столбов, но добился только того, что перед глазами все поплыло. А за две-три секунды различить что-либо было невозможно.

Может, стоит взглянуть на них сквозь кисею или вуаль? Но где взять эту кисею? И потом, что я рассчитываю увидеть? Скорее всего, внутри у демонов пустота…

– Первыми Десять, их надо повесить, – пробормотал Эльрик.

Он вдруг заговорил стихами, даже дыхание его обрело ритм, а движения стали плавными, как у балетного танцора. Он едва ли замечал нас с Оуной. Взгляд у него затуманился.

Я хотел было хлопнуть его по плечу – нашел время сознание терять! – но Оуна предостерегающе приложила палец к губам и жестом велела мне не шевелиться. На отца она глядела с напряженным ожиданием, а когда внезапно повернулась ко мне, в ее взгляде ясно читалась гордость, как если бы она сказала вслух: «Мой отец – гений. Смотри, что он делает!» Что ж, я узнал Эльрика настолько близко, насколько один человек способен узнать другого, узнал изнутри, со всеми его мыслями, всеми страхами и надеждами. И то, что я узнал о нем, заставило меня уважать мелнибонэйца и горячо сочувствовать ему. Однако мне никогда и в голову не приходило, что он может оказаться гением.

Эльрик шепнул, чтобы мы, если нам захочется поговорить, разговаривали тихо. У демонов очень острый слух.

А сам неожиданно сполз ниже, затаился среди камней и едва слышно произнес, словно откликаясь на мой незаданный вопрос:

– Древний требует свежей крови.

И исчез из вида. Я услышал то ли звон, то ли стон – негромкий и зловещий. В следующий миг Эльрик выбрался из укрытия и, пригибаясь, двинулся к лагерю Гейнора. В его правой руке пульсировал алым освобожденный от ножен Равенбранд.

Лагерь спал. Я всматривался в полумрак, ожидая возвращения Эльрика. А Оуна свернулась калачиком, попросила разбудить ее, если что-нибудь случится, и мгновенно заснула.

Снизу донесся шорох. Приглядевшись, я различил знакомую фигуру. Эльрик возвращался – и волок кого-то за собой. И этот кто-то глухо стонал, задевая о камни.

На моих глазах Эльрик забрался в неглубокую яму, находившуюся под уступом, на которым мы затаились, и отпустил своего пленника. Тот было заворочался, и мелнибонэец пнул его в бок. Потом Эльрик повернулся, и я увидел его глаза – алые рубины, устремленные в даль, какой я не мог себе даже вообразить. Устремленные в преисподнюю. Губы Эльрика шевелились, меч выписывал в воздухе причудливые фигуры; и вдруг мелнибонэец закружился в некоем ритуальном, призрачном танце.