Царская дыба - Прозоров Александр

— Буду я тут теперь нескоро, а потому желаю полон свой назад получить! Татарам продавать погоню. Ну-ка, все сюда на поляну собирайтесь. Быстро!

Над столом повисла тишина.

— Быстро! — еще раз хлопнул ладонью опричник.

Полонянки, с надеждой озираясь на остающихся на своих местах одноклубников, стали подниматься и собираться перед хозяином.

— Зачем татарам-то, Семен Прокофьевич? — первым возмутился Картышев. — Чего они плохого сделали?

— Не надо их никуда продавать, — поддержали его другие ребята, а кто-то даже предложил полон выкупить.

— Я так вижу, — и опричник снова хлопнул ладонью, — что никому они тут не нужны, а потому и держать их здесь без надобности. Продам татарам, так хоть барыш какой получу.

— Нужны они, нужны, — на этот раз громче всех высказалась Зина.

— Э-э, нет, — покачал головой Зализа. — Обманываете вы меня. Из жалости своей серебра лишить хотите. Вот ты, — он поманил к себе ближайшую из пленниц, и обернулся к столу. — Она хоть кому-нибудь здесь нужна?

Одноклубники недоуменно промолчали.

— Никому, — подвел итог опричник. — Отходи, поедешь к татарам…

— Оставь ее! — поднялся со своего места Сергей Малохин. — Мне она нужна.

— Обманываешь, боярин, — покачал головой Зализа. — Жалеешь просто. Так ведь всех не пережалеешь, пленниц на земле мно-ого.

— Нужна, — упрямо повторил Малохин.

— А коли так нужна, — прищурился опричник. — Готов ли ты ее под руку свою взять, заступаться всегда, кормить трудом своим, детей вместе с ней растить, по гроб жизни все дни вместе провести?..

— Пойдешь, Елена? — спросил у полонянки Сергей. Та, со слезами на глазах, часто-часто закивала. И тогда Малохин, стукнув кулаком по столу, отчаянно заявил: — Готов!

После чего торопливо налил себе большой ковш браги и единым махом выпил:

— Вот так.

— Ну, одна, стало быть, пропала, — признал поражение Зализа. — В другую сторону уходи. А вот эта кому-нибудь нужна?

— Мне нужна, — тут же вскочил кучерявый Алексей.

— А готов ли…

— Да, если Агрипина не против.

— Ну вот, еще одной лишили, — обеспокоился опричник. — А вот эта?

— Мне нужна! — поднял руку Архин.

— И мне! — вскочил на дальнем конце стола Коля Берзин.

— Ну, выбирай, — развел руками Зализа. — Из них к кому пойдешь, или ко мне?

Девушка показала на Мишу.

— В сторону, — недовольно отмахнулся опричник. — А эта кому-нибудь нужна?

Его палец уткнулся в молодую женщину, чуть полноватую, с длинными прямыми волосами и крупным носом с высокой горбинкой. Над столом повисла тишина.

— К татарам, — не стал устраивать долгих разговоров Зализа. — Вот эта кому-нибудь нужна?

Пару раз на девушек выступило по два претендента, но в остальном одноклубники, привыкнув за два месяца к ливонкам, успев познакомиться и немного узнать характер, нрав, а иногда — и кое-что еще, делали свой выбор уверенно, не колеблясь. Хотя, наверное, половину работы выполнил за них Зализа, поставив вместо вопроса «жениться или не жениться», вопрос: «решиться сейчас, или потерять навсегда». Где-то через час без своих «половинок» осталось всего полтора десятка одноклубников.

— Вот и решили, — широко зевнул опричник. — Одна осталась лишняя.

Женщина медленно опустилась на колени:

— Господом Богом прошу, — перекрестилась она, — Иисусом Христом. Не продавайте меня язычникам, нехристям не отдавайте.

— Отстань ты, — отмахнулся опричник. — Не стану я из-за тебя одной на торг тащиться. Оставайся одна. Может, потом куда и приберу.

— Благодарствую… — женщина попыталась подползти к нему на коленях, но кромешник уже забыл про ее существование, отвернувшись ко всем прочим жертвам:

— Чего стоите?! — прикрикнул Зализа на бывших пленниц. — Тюфяки широкие бегите сеном набивать! С сегодняшней ночи с мужьями спать будете. Изб у вас всем хватает. А то развели монастырь, прости Господи: бояре здесь, послушницы там… Тьфу, Содом и Гоморра! Сбитень твой где, отец Тимофей?

— Ты бражки выпей, Семен Прокофьевич, — ласково посоветовал монах. — Хорошая бражка, хмельная. Спится после нее… Ако на полях ангельских…

Спустя час Зализа, заботливо прикрытый шубой, дрых на траве рядом с отцом и сыном Ивановыми.

* * *

Юра Симоненко тоже выбрал себе какую-то упитанную девицу с крупной грудью и толстыми косами, и теперь начинал с ней новую жизнь в одной из комнат оставшихся после артельщиков изб, и Картышев впервые за последний год ночевал в комнате один. Точнее — один в этом времени. Потому как в двадцатом веке его одиночество разделяли только наезжающая из Москвы племянница, да сосед-бизнесмен, каждую субботу отмечающий удачно или неудачно оконченную неделю. А поскольку жена его горести и радости разделяла слабо, с ними он приходил к Игорю. Обычно — раз в неделю, но иногда и чаще.