Приют героев - Олди Генри Лайон

Ордер он проигнорировал, даже не взглянув в сторону могучей бумажки.

– И ко мне! – вмешалась красотка Наама. – Эфраимчик, прошу учесть нашу близость!

Эти близости, как ясно читалось в дивных очах хозяйки будуара, уводили малефика все дальше и дальше от ареста. Что ж, Анри устраивало такое положение вещей.

– Сложная, архисложная ситуация, – гроссмейстер скорбно поджал пухлые, отнюдь не старческие губы. – Просто рунный ребус! Коллеги, я хотел бы еще раз выслушать обе заинтересованные стороны. Во избежание. С кого начнем?

Делая вид, что раздражена и нервничает, Анри принялась клацать замком сумочки, которую не выпускала из рук. На третьем щелчке из сумочки выпала бирюзовая бусина и лягушкой ускакала под кровать. Гроссмейстер раздул ноздри, но быстро успокоился: тайным заклятьем здесь не пахло. Ошибка исключалась: маг уровня Клофелинга обладал тончайшим нюхом на чары. Просто бусина. Пусть валяется. Позже велим слугам подобрать и вернуть владелице.

В углу, под цветущей геранью, скорчился близкий к обмороку Фернан Тэрц. Стряпчий нюхал флакон с ароматическими солями, выданный ему добросердечной некроманткой. Раз в три минуты он оглушительно чихал и жестами молил о снисхождении.

«Герань, – машинально отметила Анри, припомнив „Цветочный грезник“. – Пеларгония головастая, пахнет розой с кислинкой. Кто-то в этом будуаре страдает бессонницей…»

– С меня! – грубый малефик отказался пропустить даму вперед.

– Итак, сударь Мускулюс! Изложите вкратце: что привело вас в нашу скромную обитель?

Скромной обителью Эфраим, судя по масляным глазкам гросса, именовал не столько весь Чурих, сколько будуар Наамы Шавази, куда незваные гости имели честь вывалиться час назад. Совещание происходило тут же, вокруг кровати под балдахином. Сперва Анри удивило, что гостей не взяли под стражу до выяснения обстоятельств, или хотя бы не пригласили в какой-нибудь кабинет, где совещаться было бы гораздо солидней. Но вскоре стало ясно: здешним обитателям устав не писан. А если писан, то не читан. А если читан, то использован не по назначению. Например, гроссмейстер Совета явился в будуар босиком, накинув на голое тело куцый легкомысленный халат из шелка, сплошь затканного ядовито-желтыми петухами. Петухи топорщили гребни и беззвучно кукарекали. Похоже, Клофелинг завидовал петушьим гребешкам, ибо его собственное темя венчал малиновый тюбетей с вышивкой. Пахло от мага – о, барон Конрад, где ты теперь? – шалфеем, клементином и лавандой на фоне зеленого лимона.

А красотка Наама накинула поверх ночной сорочки пеньюар, чем и ограничилась.

Больше никто из Совета прийти не соизволил.

«Выйду в отставку, – думала Анри, – перееду в Чурих. На постоянное место жительства. И барона сманю. Вот где хорошо встретить старость…»

Рассказ Мускулюса она слушала краем уха. Малефик в свойственной ему нудноватой манере излагал с подробностями, как на банкете получил визитку от сударыни Шавази («Наама! Для вас – просто Наама!.. а лучше Наамочка…»), как колебался, зная понаслышке о специфической славе чурихцев («Простите, гроссмейстер! Простите… э-э… Наамочка!..»), как раздумывал, понимая, что большинство сплетен редко соответствует действительности. Далее он перешел от личных интересов к государственным, то бишь к возникшему на днях конфликту между Месропом Сэркисом, председателем Тихого Трибунала, и лейб-малефактором Серафимом Нексусом. Соль конфликта осталась для Мускулюса тайной, но два государственных мужа о чем-то не договорились полюбовно. И председатель Трибунала решил использовать малефика в качестве разменной пешки, рычага для давления на его непосредственное начальство, выслав арест-команду в квартал Анахронистов.

– Я могу быть откровенным, ваше чернокнижие?

– Разумеется, друг мой! – халат распахнулся, обнажив татуированную грудь Эфраима. В цветных орнаментальных наколках преобладали мотивы «вина и любви». – Поверьте, ваша откровенность не будет использована вам во вред!

– Только на пользу! – мурлыкнула Наама, сладко потягиваясь. – Исключительно!

В углу, от возбуждения нарушив ритм, чихнул Фернан Тэрц.

– Тогда прошу защиты и покровительства Чуриха. Иначе я окажусь жертвой закулисной игры сильных мира сего.

– О да! Я обещаю вам поддержку в разумных пределах! – какие именно пределы он считает разумными, гроссмейстер умолчал. – Увы, я недоумеваю: за что можно выдать ордер на арест такого человека, как вы, мой друг?