Заклинатель - Прозоров Александр

Зато вид с холма открывался великолепный! Впереди расстилалось озеро километра на четыре в ширину, а в длину — неведомо, поскольку водная гладь уходила чуть не до самого горизонта. Берега поросли плакучими ивами и серебрились дрожащей листвой, солнечные блики плясали на мелких волнах, отбрасывая разноцветные зайчики. Внизу тянулся длинный деревянный причал, возле которого покачивались два длинных, метров по тридцать, узких струга, ушкуй и с пяток пузатых рыболовных шлюпок. На ушкуе, в свободном пространстве между носовой и кормовой надстройками,^[40] перед мачтой, была натянута кошма, образуя некое подобие палатки.

— Припасы в переднее хранилище сгружайте, — указал холопам князь. — А буде что молодым нужно — в шатер несите. Давайте, шевелитесь, не то сегодня с озера уплыть не успеем.

— Какое красивое судно, дядя, — спешилась Полина. — Это твое?

— А чьи еще корабли тут могут быть, девочка, — с неожиданной любовью улыбнулся князь. — Я в задней постройке обитать стану, а вы в шатре. Там вам никто мешать не станет.

— Можно посмотреть?

— Конечно. Располагайтесь.

— Идем! — Жена схватила Андрея за руку и потащила за собой.

Размерами ушкуй был где-то с «Икарус». Такой же длины, высоты — разве что метра четыре шириной. Шатер располагался ниже бортов и передней палубы, закрытый со всех сторон от ветра, между ним слева оставался метровый проход для команды. Сооруженный из кошмы, внутри он был весь застелен пушистыми персидскими коврами, половину места занимала толстая, с полметра, перина.

— Как тут здорово, правда?! — Княгиня плашмя упала на перину, распласталась. — Хорошо.

Даром что княгиней называлась — как была пятнадцатилетней девчонкой, так и осталась.

Полина вдруг схватила его за руку, повалила рядом с собой, крепко поцеловала в губы:

— Давай вообще отсюда выходить не станем, хорошо?

— Только начнем не сейчас, — покачал головой Зверев. — Мы еще не отчалили. Надо хоть с отцом попрощаться.

Они выбрались обратно на причал. Холопы к тому времени лошадей уже разгрузили, Пахом и Звияга пристраивали свои скрутки на дне ушкуя.

— Ну до встречи, Василий Ярославович, — обнялся с боярином князь.

— До встречи, Юрий Семенович.

Андрей тоже обнял отца.

— Возвращайся скорее, сынок. Ничего не затевайте пока, — посоветовал боярин Лисьин и широко перекрестил Зверева. — Поезжайте, с Богом.

Юрий Семенович Друцкий перешагнул на кормовую надстройку, оперся на перила рядом с рулевым:

— Отчаливай.

— Убрать веревки! — приказал тот. — Весла на воду!

Судно медленно откатилось от причала, повернулось носом на запад.

— Поднять парус!

Команда из пяти человек, убрав весла, взялась за веревку — большой брус, лежавший от носа до кормы, пополз к макушке мачты, да там и застрял наискось, одним концом почти касаясь иска, а другим задираясь высоко вверх. Парус наполнился ветром, за бортом зажурчала вода. Андрей поднялся на переднюю надстройку, встал там, опершись на перила. Навстречу стремительно накатывались гребешки мелких волн, величаво смещались к корме далекие берега.

Подошла Полина, взяла его под локоть, положила голову на плечо. С надеждой спросила:

— Красиво?

— Очень, — признался Андрей. — Свадебное путешествие.

За час ушкуй прошел все озеро и скользнул в узкую, всего метров десять шириной, речушку. Парус убрали, два моряка сели на весла, не столько разгоняя судно, сколько сохраняя его управляемость. Кормчий, прикусив губу, старательно ловил самую стремнину, скрупулезно следуя всем изгибам русла. Пассажиры затаили дыхание, боясь его отвлечь. Время тянулось медленно, как резиновое, но часа через два берега разошлись, ушкуй выскочил на гладь другого озера, по сравнению с предыдущим просто карлика — километра два в длину, а в ширину и вовсе метров двести. Его прошли под парусом — и опять оказались под кронами подступающих к самой реке деревьев.

Время от времени на берегу встречались направленные в сторону воды пеньки. Похоже, реку регулярно чистили от падающих в воду деревьев — но других признаков человеческой деятельности видно не было. Водный путь вел их через самую глухую, непролазную, необитаемую чащобу. Наконец они вышли в очередное озеро, и кормчий приказал отдать якорь. Уже смеркалось, а идти такими путями в темноте мог только безнадежный безумец.