Заклинатель - Прозоров Александр

Пожар

До Юрьева дня отец и сын Лисьины крутились, как две белки в одном колесе. Нужно было проследить, чтобы дворня не ленилась и вовремя убрала хозяйские поля, чтобы заложенное над хлевом и конюшней и сметанное во дворе сено было достаточно просушено, помещено на сухое место и хорошо укрыто. Особенно на сеновалах: когда они заполнены, кровлю уже не проверишь, течь не найдешь. Коли где вода протекает… Хорошо, если просто сгниют припасы. А то ведь недосушенная трава и полыхнуть может запросто.

Требовалось промчаться по деревням, глянуть, как у них с уборкой идет, что уродилось, куда укладывается. Оброк, конечно, штука оговоренная — но ведь, что ни осень, вопросы разные возникают. Одно уродилось, другое не выросло, третье подгнило. Знать надобно, где схитрить смерды пытаются, где их пожалеть нужно, какой оброк и чем заменить можно. Чтобы и смерды не бедствовали, и самому в дураках не остаться. Он даже не заметил, когда вернулся Пахом. Просто как-то утром, когда он вышел на берег разминаться, там же оказался дядька и предложил для разнообразия побаловаться ножами. Но и этот день тут же утонул в череде хлопот. После того, как опустели луга и угодья, настало время заготовки мяса. Поначалу под нож шла свинина. Ее коптили, солили, тушили в больших крынках, которые сверху заливались салом и закрывались промасленными тряпочками — чтобы не попортилось.

— Если кто-то скажет, что консервы изобрели в двадцатом веке, не верь ушам своим, — прокомментировал этот процесс Андрей.

Вторыми на очереди были гуси — как твари не менее жирные, нежели хрюшки, — потом настал черед скотины более постной: коз, бычков и коров. Под нож пустили и часть баранов, нескольких лошадей. Зима — время суровое. Запасенного сена и брюквы, зерна должно хватить на всех. Пожалеешь кого-то сейчас — весной придется всей скотине жрать кору.

Последними — когда уже ударили ощутимые морозы, когда на озере и Окнице лед достаточно окреп, чтобы удерживать человека, а склоны вокруг усадьбы были залиты сверкающей зимней броней, в погреб отправились куры. Кровавое было зрелище. Десять человек расселись на льду, из курятника послышались отчаянные вопли птиц, пытающихся спасти свои жизни, и вскоре с кухни начали пучками сносить на лед уже ошпаренные тушки. Семь женщин их ощипывали, наполняя пером и пухом полотняные мешки, один холоп рубил пополам, один выгребал в деревянные кадки внутренности, один макал в прорубь еще теплые половинки, после чего развешивал их на перекладине в специальные петельки. Через пару часов половинки — или, как их тут называли, полти — покрывались тонкой ледяной корочкой и в таком виде на тележке увозились на ледник. Потроха потом сортировались, слегка подсаливались и тоже замораживались, перо кипятилось со щелоком, как белье, сушилось и превращалось в подушки, перины и детские «конверты». И даже оставшуюся на льду кровь за два дня дочиста склевали вороны, сороки, вылизали неведомые ночные гости. Курочки ушли в дело целиком, без остатка. В некогда шумном курятнике осталось всего три десятка несушек и два петуха. Те, что зимой будут угощать людей яйцами, а к весне выведут новое потомство — которое до новых заморозков успеет набрать вес и нарастить мясо.

К концу сезона, когда хлопоты наконец-то начали сходить на нет, Зверев начал уж подумывать о том, что не мешало бы ему пойти учиться на агронома. Опыт у него уже имелся, осталось разбавить его толикой теории. Но такого дня, когда утром можно было бы встать, вскинуть руки и вдохнуть воздух полной грудью, так и не наступило. Потому как, едва иссяк поток едущих в усадьбу с оброком подвод и саней, Василий Ярославович положил ему руку на плечо:

— Ты сказывал, нам надобно в Москву ехать? Пожалуй, сразу после Рождества можно и отправляться. Главное, почитай, сотворили. С остальным матушка управится сама.

— А когда Рождество?

— Нешто забыл? Послезавтра!

На третьи сутки после святого дня, в разгар празднества, когда все обитатели усадьбы еще гуляли и веселились, молодой боярин надел утром поверх рубахи поддоспешник, байдану, ферязь — благо холодная погода позволяла на одежде не экономить, — поверх того накинул епанчу. Прихватил саблю, бердыш, лук. Василий Ярославович тоже согласился отправиться во всеоружии, разве только без рогатины, да и холопы снарядились по всем правилам — Лисьин согласился взять сразу шестерых, хотя для кошта Ивана Кошкина это могло быть изрядно обременительно. Выпив на дорогу по корцу вина и перекрестившись на храмовые кресты, они пустились в путь.