Язычник - Мазин Александр

Устах прикончил его легко. Невелика удаль для варяга – убить зверя на цепи. Славка и сам бы мог, тем более что укромный этот удар – прямо в медвежье сердце, Славка ведал. Отец научил. А отца – Рёрех. Удар был, точно, варяжский. Устах Славку к медведю не подпустил. Сказал: нечего удачу по мелочам разменивать. Это было правильно.

Славка аккуратно отложил в сторону повязку со скоморошьей поделкой. Еще пригодится. Скинул бронь, снял сапоги, лег на лавку и спокойно уснул. Пару раз его будили. Сначала приходил лекарь, а потом – князя посыл: на пир звать. Лекаря Славка шуганул и на пир тоже, естественно, не пошел. Проснулся, когда совсем стемнело.

Пора заниматься делом.

Надевать скоморошью «полумаску» Славка не стал. Ночь безлунная, одежка на нем – нурманская. Сойдет за своего. Вооружился легко: меч, топорик, кольчужка, войлочный колпак, который можно надвинуть до глаз. Панцирь, шлем, щит – оставил. Сапоги сменил на мягкие поршни. Ему нынче не в строю биться, а лазать да прятаться.

На кремлевском дворе народу было немало: воины, девки, челядь. Воины в большинстве – крепко навеселе. Княжий пир все еще длился, шумел, но за столами остались самые стойкие. Мишку небось уже слопали.

Шум был Славке на руку. И всеобщий пьяный чад – тоже.

Слегка пошатываясь, будто тоже из-за стола, Славка побрел к конюшне. Никто ему не мешал, никто не пытался остановить. Разве что один раз повисла на шее пьяная теремная девка, но Славка ловко скинул ее на руки подвернувшегося новгородского молодца.

В конюшне было довольно людно. Многие из денников пустовали. Вернее, в них не было лошадей. Зато в избытке имелось сено…

Двигаясь в темноте вдоль стойл, Славка чуял не столько лошадиный дух, сколько человечий. Слышал, соответственно, пыхтенье и взвизги, а также – сочный храп тех, кто уже навеселился.

Эх, будь сейчас со Славкой хотя бы сотни две киевских гридней – и половина обосновавшегося в кремле Владимирова войска никогда бы уже не проснулась. Но сам он убивать никого не стал. У него другая задача: найти своего «хузарина». Наверное, в темноте конюшен Славка никогда бы его не нашел. Однако жеребец сам узнал хозяина. Обрадовался, заржал, сунулся наружу.

Славка его приласкал, убедился, что седло и прочая упряжь здесь же, в стойле, и быстро оседлал коня. Затем прошелся вдоль стойл, подобрал и взнуздал еще одного конька. По степной привычке, не поленился и подготовил еще двух, заводных. И только после этого отправился искать ту, из-за которой и пришел в логово ворога.

И вновь Славке повезло. Когда он выходил из конюшни, мимо прошмыгнула девка, в которой он признал одну из челядинок Рогнеды.

Пойманная за помятый сарафан девка покорно замерла. Она мелко дрожала, но не стала противиться, когда Славка увлек ее обратно в конюшню. Еще бы она противилась здоровенному «нурману»!

Судя по тому, как от девки пахло, ее только что изрядно попользовал кто-то из победителей. Может, и не один.

Оказавшись на сене, девка начала тихонько поскуливать. Как больная собачонка.

– Не бойся, – шепнул Славка. – Я тебя не трону. Скажи мне только, где твоя княжна?

Девка от удивления даже скулить перестала.

– Зачем это вам, господин мой? – прошептала она.

Славку она не признала.

– Ты знаешь, где она?

Девка молчала. Только мелкая дрожь сменилась крупной.

Славка мысленно ее похвалил. Трясется от страха, но госпожу не выдает.

И не выдаст. Добром.

Перебороть ее недоверие сейчас может только страх.

– Или ты говоришь, где Рогнеда, или – умираешь, – Славка сказал это с характерным нурманским выговором и чуток нажал на нежное девкино горлышко ножом. Тупой стороной, а то еще дернется со страху и порежется.

Ощутив холодное прикосновение металла, челядинка даже трястись перестала.

– В башне она, – просипела бедолажка. – В закатной башне. На самом верху.

– Сторожат?

– Угу.

Славка пошарил в поясе, нащупал резан и сунул девке в ладошку.

– Слушай и запоминай, – строго сказал он. – Я уйду, а ты останешься здесь. Если выйдешь раньше рассвета – я узнаю, и тебе будет худо. Поняла?

– Поняла, – мышкой пискнула девка.

– Рогнеда…

Княжна, прикорнувшая на медвежьей шкуре, брошенной на пол светлицы, вскинулась, как испуганный олененок.

– Рогнеда…

Бросившись к окну, княжна распахнула узкое оконце. Славка протиснулся внутрь и бесшумно спрыгнул на пол.

Рогнеда глянула из окошка вниз. Каменная мостовая сейчас была не видна, но Рогнеда помнила – десять саженей вниз. Она уже приглядывалась к этой мостовой. Думала – не прыгнуть ли головой вниз? Чтоб сразу все кончилось.