Дети Судного Часа - Рудазов Александр

— Пума, — твердо ответила Вон.

— Э-э-э?.. — недовольно нахмурился маг. — Почему пума?

— Можно пантеру. Или тигра. Или ягуара.

— Почему обязательно какую-нибудь кошку?

— Потому, что если мне обязательно надо превращаться в животное, то я хочу красивое животное.

— Чем тебя не устраивает волк? С него проще всего начинать.

— Почему?

— Ну как это почему? Потому, что… а не знаю, — поскреб лоб Креол. — В самом деле, почему? Хотя на самом деле волк — это не самое простое, в обезьяну еще проще.

— И какой смысл превращаться в обезьяну? — наморщила носик Ванесса. — Я не для того взбиралась на вершину эволюции, чтобы снова обрастать шерстью и лезть на дерево.

_ В том-то и дело. Фельги-обезьяна для человека не очень полезно. Поэтому чаще всего выбирают крупного хищника или что-нибудь летающее.

— Я выбираю крупного хищника. Пуму.

— Пуму, пуму… — проворчал Креол. — Лучше бы все-таки волка…

— Ты серьезно хочешь, чтобы твоя будущая жена училась превращаться в волчицу? — приподняла брови Вон. — Меня на кровь в полнолуние не потянет?

— Ты метаморф, а не оборотень, — хмуро посмотрел на нее Креол. — Не потянет.

Ванесса закусила губу, с трудом удерживаясь от смешка. Теорию метаморфизма она уже давно знала наизусть, а отличия метаморфа от оборотня могла перечислить, даже поднятая среди ночи. Просто Креол каждый раз так забавно сердится…

Но если он считает, что она уже готова для освоения фельги… наверное, ей следует быть польщенной. Фельги — это начало серьезной работы. Первый, основной, а у слабых метаморфов — еще и единственный образ. Принять свое фельги метаморф способен почти мгновенно, почти не задумываясь, почти без мановых затрат.

Некоторые ухитряются проделывать этот трюк даже после смерти.

Несмотря на то что Креол потребовал, чтобы его ученица сама выбрала свое будущее фельги, на самом деле от нее здесь ничего не зависит. Она будет учиться превращаться в пуму, но далеко не факт, что ее фельги действительно окажется пумой. Фельги кроется в самом человеке — потаенное «я», животное начало. И сказать заранее, как оно будет выглядеть, чрезвычайно сложно. Это может быть как африканский слон, так и американский опоссум.

При этой мысли Ванессу передернуло. Ужасно не хочется становиться опоссумом. Да и вообще существует чертова уйма животных, которых мало кто хочет иметь своим фельги. Креол правильно сказал — каждому подавай крупного хищника или кого-нибудь летающего.

А ведь ей может попасться рыба. Насекомое. Или вообще коралловый полип.

Хотя это на самом деле вряд ли. Такие фельги встречаются крайне редко. Обличье фельги зависит от множества факторов, но обычно это что-то достаточно удобное и хорошо знакомое самому магу. Крайне редко бывает так, чтобы метаморф после первого превращения глядел в зеркало и озадаченно думал — что же это за тварь такая?

Правда, крысы — довольно частый вариант. И пауки. И змеи. И жабы. И сороки. И летучие мыши.

И очень хочется надеяться, что ей все же достанется что-нибудь приемлемое.

Выход из каньона пришлось разыскивать ужасно долго. Моргнеуморос ходил здесь раньше, но было это очень давно, и многого он уже не помнил.

Но в конце концов искомый проход был найден — и вновь потянулся длинный темный туннель. Вновь луч фонаря выхватывал роспись на стенах. Правда, теперь это были уже не просто орнаменты, но грубые изображения животных. Многие почему-то безголовые, другие — исчерченные палочками, словно их пронзили копьями. На одном рисунке огромный шестилапый зверь сидел в яме, а вокруг танцевали схематические человечки.

— Это что, первобытная живопись? — поинтересовалась Ванесса.

— Такого я раньше не видел, — пожал плечами Моргнеуморос— Это уже после войны кто-то намалевал.

Постепенно настенных рисунков становилось больше. Появились и статуэтки — примитивные глиняные фигурки, тоже по большей части безголовые. Единственное животное, которое всегда сохраняло голову и никогда не пронзалось копьями, — крыса. Ее здесь рисовали и лепили с удивительной тщательностью.

Некоторое время спустя туннель начал расширяться. К нему то и дело подходили ответвления — уже не имеющие отношения к метро, явно прорытые вручную. Потолок поддерживали металлические крепежи, сделанные из старых балок, обломков магнитных платформ, деталей станций.