Draco Sinister - Клэр Кассандра

— И все это, — спросил Годрик, — только ради того, чтобы просто сохранить ему жизнь?

— Я не могу убить его, Годрик. Не могу. Ведь в нем все еще есть что-то хорошее, он еще может искупить свою вину, и, пока он будет удерживаться в заключении, я исследую, как это можно сделать…

— Так много усилий, чтобы сохранить совершенно бессмысленную жизнь, — горько заметил Годрик. — Проклятье Дормиенс не сможет удержать его — оно связывает душу человека, а я не уверен, что он сохранил душу, чтобы мы имели возможность ее связать.

— Есть еще одна вещь, — она слышала, как дрожит ее голос.

— Какая? — вскинул взгляд Годрик.

Она встретила его пристальный взгляд.

— Ты когда-нибудь слышал про Эпициклическое Заклятье?

Гермиона почувствовала, как ее спящее тело содрогнулось от потрясения, и в результате этого лицо Годрика дрогнуло и исчезло. Она пыталась ухватить и собрать клочки сна, но слышала лишь отзвуки голосов в своей голове, четкие, но немного приглушенные, словно доносящиеся из соседней комнаты — голос Хельги, ее собственный…

— Ликант готов, Хроноворот тоже, теперь остался только Ключ Годрика…

Потом голос сорвался на крик:

— Какой Источник он использует, если не меня? Где он нашел другого Магида, согласного стать его Источником?!

— А может, это вовсе не Магид. Демоническая сила. Он мог ее как-то призвать…

— Нам нужно спрятать Ключи.

— Хельга их спрячет. Она знает, как их сберечь.

— Так мало времени…

— Гермиона…

Кто-то взял ее за запястье и позвал по имени. Но это не ее имя… или все-таки ее? Открыв глаза, она заморгала и увидела какую-то темную бесформенную тень, которая медленно превратились в черно-белого Рона, сидевшего на краю ее кровати и взиравшего на нее с явным нетерпением.

— Гермиона…

Чувствуя, что у нее все плывет перед глазами от головокружения, она потянулась и второй рукой толкнула его с такой силой, что он чуть не кувыркнулся.

— Как… — голос ее прервался, она почувствовала, что задыхается; сердце неистово колотилось.

Она закрыла глаза. — Я спала, — произнесла она, не уверенная наверняка, к кому обращается — к себе или к нему.

Рон немного отодвинулся, но руки ее из своей не выпустил:

— Я догадался. Ты кричала… ну, скорее, даже орала на… гм… Годрика. Это был действительно Годрик Гриффиндор или есть что-то, что мне стоит сказать Гарри, потому что на самом деле я не думаю…

Гермиона тихо уткнулась головой ему в плечо:

— Замолчи.

Рон вздохнул, но не двинулся. Она слушала тихое глухое постукивание сердца у него в груди, мерное, как метроном, надежное, как сам Рон.

— Я слышала все их голоса, — зашептала она, — Ровены, Годрика… Она говорили о Ключах, о том, где они спрятаны. Думаю, Джинни права, в ваших землях действительно что-то есть… может, в подвале…

— Гермиона, — остановил ее Рон. — Это был всего лишь сон.

— Нет, — твердо заявила Гермиона. — Это не просто сон.

Она потянулась, взяла Ликант и протянула его Рону.

— Он связывает меня с ними. С Гарри и, особенно, с Драко. Я могу видеть во сне их сновидения… может, даже то, что видят они. Так или иначе, я изучаю это. Я начинаю понимать, как все взаимосвязано — как то, что случилось в прошлом, влияет на то, что происходит сейчас…

Она умолкла. Рон смотрел на нее упрямо, и ей показалось, что в его синих глазах она видит огорчение.

— Гермиона, — медленно произнес он. — Этот путь неверен, не выбирай его, ты слишком мала — подумай хорошенько… Я не знаю, что это за штука, — он мотнул головой в сторону Ликанта, — но ты повторяешь историю с Драко и его мечом. Мне это не по нраву.

— Не всякая сила плоха, Рон.

— Может, и нет, — он отпустил ее руку и поднялся, — но как это определить?

Она вздрогнула — не от холода, в комнате вовсе не было холодно — и поддернула рукав. Рон дал ей старую пижамную пару Фреда, поверх которой она натянула рождественский свитер, связанный миссис Висли для Гарри, когда он учился на четвертом курсе: изумрудно-зеленый, с вышитым спереди извивающимся драконом. Гарри однажды надел его раз в их последнее лето в Норе, и все над ним потешались: он настолько вырос, что запястья торчали из рукавов, а низ был на целый дюйм выше ремня джинсов. Посмеявшись, Гарри убрал свитер подальше в чулан Рона, где он и хранился до нынешнего вечера.

Ей нравилось носить его: теплый, знакомый, пахнущий Гарри. Ей всегда думалось, что люди должны пахнуть тем мылом, которым они пользуются, однако она убедилась, что это вовсе не так: Рон всегда пах каким-то смешанным запахом скошенной травы и намазанного маслом тоста…

Драко — гвоздикой, перцем и ночным воздухом… а Гарри — мылом, шоколадом и еще чем-то… чемто, свойственным только ему, чем-то, что могло сгладить и облегчить боль утраты… Не полностью, естественно. Но хоть чуть-чуть…

— Я не знаю, — наконец сказала она. — Не уверена, что я могу.

Она подняла голову и взглянула на Рона, отошедшего к окну и смотрящего в сад.

— И я боюсь…

Рон оглянулся на нее. Бледный лунный свет подчеркнул тени у него под глазами, окрасил ресницы серебром, а волосы сделал черными.

— Иди сюда, — позвал он.

Гермиона подошла и присоединилась к нему.

— Выгляни…

Она проследила за его взглядом. Залитый лунным светом, сад был настолько пронзительно бел, что казался засыпанным снегом. Деревья серебрились, луна светила так ярко, что звезды меркли. Но дело было не в этом. Рон указывал на стоящие спиной к дому фигуры в черных мантиях, взявших дом и сад в твердое кольцо. Ауроры. Они застыли, словно каменные изваяния.

— Это чуть уменьшает страх, правда? — спросил Рон, и Гермиона, взглянув на него, подумала, что он совсем не понимает, что она боится не столько за то, что снаружи, сколько за то, что внутри — внутри нее, Драко, Гарри и Джинни; она боится, что отпечаток истории, наследственности и судьбы, который они несут внутри, будет неизбежно и бесконечно повторяться. Она посмотрела мимо него, в окно, за сад, где в отдалении поблескивала в лунном свете вода карьера.

Неожиданно она резко обернулась и, сжимая в правой руке Ликант так сильно, что он впился ей в руку, взглянула дикими глазами на Рона.

— Рон… Карьер…

— Что с ним?

— Охрана.

— И что насчет охраны? — слегка раздраженно спросил Рон. — Или это одна из тех игр, когда ты произносишь слово, а я должен назвать первое, что придет мне на ум?

— Нет, это не игра. Рон, ты говорил, что каждый раз, когда твои родители пытались опустошить карьер, он снова заполнялся водой, да? Это же особый вид волшебной защиты — настолько мощный, что твои родители не смогли разрушить его. Там что-то было спрятано… тысячу лет назад?