Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля - Фрай Макс

- Нет. Не надо, - сказал Ээ, понимая, что говорит что-то бесповоротно страшное, возможно, самое страшное, что он вообще когда-либо говорил. - Я сам схожу за ней. Подождите пять минут, хорошо? Я сейчас сбегаю за Эммой - наверняка она и правда ищет шаль - и вернусь. А вы подождите.

Ээ вошел в дом. Поднялся по лестнице. Зашел в квартиру старушек (действительно, она даже не была заперта, будто кто-то и впрямь остался там, внутри). Прошел через все комнаты. Никого. Заглянул в кладовку - нет. Спальня. Ээ заглядывает в спальню, закрывает дверь. Потом снова заглядывает в спальню, снова закрывает дверь. Потом говорит: "О господи". Потом говорит "ох" - и заходит в спальню зажмурившись.

На кровати лежит что-то не совсем понятное. Скорей всего, это и есть Эмма, - но понять довольно-таки сложно, потому что Эмма, возможно-Эмма, скорей-всего-Эмма пришла в относительную негодность. Прекрати врать себе, думает Ээ, в абсолютную, в абсолютную негодность. Эмма лежит здесь уже давно, - боюсь, страшным шепотом думает вслух Ээ, уже несколько лет лежит. А ведь надо вызвать полицию, понимает Ээ. Ну, по сути, я ведь и есть полиция, вдруг вспоминает он, и его начинает трясти. Стараясь не смотреть на то, что, несомненно, и есть Эмма, и стараясь не думать о том, как им это удалось, Ээ подходит к окну. Его душат слезы, - видимо, из-за слез ему так тяжело, невыносимо тяжело дышать.

- Я подозревал, что все именно так, - сказал он Эмме. - Это же проще простого - шесть и пять. Шесть минус один - будет пять. Но когда при этом вас по-прежнему шесть, можно эти шесть довольно-таки просто включить в пять, только соблюдать какую-то очередность. Я по очередности этой вас и вычислил, понимаешь? Правда, я не подозревал, что все вот так вот грубо и прямолинейно: уложили, заперли, не хотели прощаться, остались все вместе, неразлучные и прекрасные. Эмма, ты меня слышишь? Слышу, сказал он вслух. Точно? - переспросил он. Точно, ответил он. Я ужасно одинок, говорит он Эмме. Мне смешно это слушать, говорит он. Он пожимает плечами и выходит из комнаты, запирая дверь на спрятанный под ковриком ключ.

Эльза, Ида, Цесла, Мармла и Анна видят Эмму, выходящую из подъезда, и говорят ей:

- Прекрасный, радостный день!

- Прекрасный, радостный день, - повторяет Эмма. - Девочки, вы уж извините. Я просто шаль искала - копалась, копалась, все перерыла, нет шали, а потом поняла, что шаль-то эту мы еще прошлой весной выкинули, ну и вышла вот просто так.

Эмма спрашивает у остальных старушек, куда делся Ээ, который так зазывал их на эту прогулку, а теперь куда-то делся. Старушки объясняют, что Ээ вернулся в дом за ней, за Эммой, но Эмма-то теперь вот тут, здесь, а Ээ куда-то запропастился.

Они ждут его десять, пятнадцать, двадцать минут. Через час Мармла начинает задумчиво теребить пальцами края своей оранжевой шляпки.

- Ээ пропал, - говорит она. Все с ней соглашаются: вот незадача, был такой обходительный, такой внимательный, настоящий друг, всегда выслушивал, всегда все запоминал, смешной такой, пухлый, добрый и одинокий, но при этом была в нем какая-то внутренняя твердость, какой-то стержень был, а теперь вот нет ни Ээ и этого стержня, теперь этим стержнем, наверное, кто-то пишет романы и повести в сумрачной книге небытия, а сам Ээ, - а где он сам, собственно?

Проходит еще час. Они поднимаются в квартиру, старательно обыскивают каждый ее угол, потом заходят в квартиру к Ээ (какой он доверчивый, грустят они, даже квартиру не запирал), бродят по комнатам, читают пресловутую тетрадь с его записями, вспоминают, как им было хорошо всем вместе, когда они сидели на кухне и пили чай с лимонным пирогом, но, как ни прискорбно, Ээ куда-то запропастился, придется признать невероятное и пойти, как и договаривались, все вшестером в сад кормить уток печеньем.

- Как это страшно, как это нереально! - хныкала Анна всю дорогу, притворно хромая на правую, более юную ногу. - Пропал, исчез, сгинул! Я теперь боюсь, что мы его вообще никогда в жизни не увидим!

Анна оказалась права: они больше никогда не видели его, но как-то достаточно быстро пережили эту трагедию неожиданного исчезновения, потому что на этом все исчезновения в принципе закончились. Каждое утро по их огромной летней квартире распространялся ослепительный запах свежего лимонного пирога, и каждый день, каждый их новый день был по-настоящему прекрасным и радостным.

ЮЛИЯ БУРМИСТРОВА

ТАЙНА ЧАРЛЬЗА ФИЛИМОРА

ИЗ ВЕЧЕРНИХ ГАЗЕТ, 6 сентября 1976 года