Четвертое Правило Волшебника, или Храм Ветров - Гудкайнд Терри

Она потянула его к дверному проему, из которого вышла.

— У меня нет с собой таких мелких денег. — Он увидел, как загорелись ее глаза. Она уже поздравляла себя с удачей. Что ж, ей еще предстоит узнать, что ее удача в эту ночь обернется большой неудачей.

— Нет? — переспросила она с такой интонацией, будто собиралась уйти. Она думала, что он распален и уже ее не отпустит. — Что ж, девушка должна зарабатывать на жизнь. Я поищу, но не знаю, смогу ли я найти…

— Самая мелкая монета у меня — талер, — перебил он. — Я дам тебе талер, но при условии, что ты потратишь побольше времени и тоже получишь удовольствие. Я люблю, когда красивые юные девушки наслаждаются этим.

— Какой красавчик! — воскликнула она с неуклюжим, наигранным восхищением и взяла у него серебряный талер.

Она ужасно воняла. Улыбка не прибавила ей ни красоты, ни обаяния; она осталась такой же: ломкие волосы, немытое тело, кривой нос и маленькие поросячьи глазки. Обычно он не связывался с такими, но сейчас в этом была своя прелесть.

Она ввела его в дверной проем и села на табурет, который стоял в подъезде. Там было тесно, и ему пришлось встать спиной к двери.

Он был раздосадован тем, что она считает его таким простачком. Ну ничего, скоро она поймет, что была неправа.

Она принялась расстегивать ему пояс. Слишком быстро. Она торопилась, чтобы поскорее отправиться за следующей жертвой.

Прежде чем она успела расстегнуть ему пояс, он мягко отвел ее руки. Ни к чему стоять со спущенными штанами, когда это начнется. Совсем ни к чему.

Она улыбнулась ему, уверенная, что ее улыбка его околдовывает. Нет, растянуть удовольствие не удастся. Ну и ладно.

Было достаточно темно, чтобы кто-нибудь разглядел, что он делает. Люди видят только то, что ожидают увидеть.

Пока она улыбалась ему перед тем, как задать вопрос, он опустил руку и схватил ее за шею. Она решила, что он просто хочет держать ее, пока она будет занята своим делом.

Большим пальцем он надавил ей на горло.

Улыбка скользнула по его лицу. Предсмертный хрип не вызовет подозрений. Люди слышат то, что ожидали услышать, так же как видят то, что ожидали увидеть. Он склонился над ней, чтобы не обмануть их ожиданий, и одним движением кисти лишил ее жизни.

— Какая неожиданность, — прошептал он ее выпученным глазам.

Он наслаждался выражением ее лица. Когда ее руки задергались, он опустил ее на пол и ухватил за волосы. Он прижал ее голову к своему бедру и прислушался.

Ему понадобилось ждать лишь считанные мгновения. Потом он услышал осторожные шаги, приближающиеся из-за угла. Двое или трое мужчин, как он и думал. Он с самого начала знал, что это такое.

Грабеж.

Еще несколько мгновений — и они уже были рядом. Время замедлилось; он ловил каждый звук, каждый запах, любую самую маленькую деталь. Он был самым необычным человеком из всех живущих. Он владел временем. Он владел жизнью. Он владел смертью.

Настала пора получать оставшееся удовольствие.

Движением колена он сломал ей позвоночник и повернулся, уже поднимая нож. Человек, который стоял у него за спиной, рухнул со вспоротым животом. Его внутренности выплеснулись в переулок.

Он ждал второго — женщины этого сорта обычно работают с двумя мужчинами. Он никогда раньше не видел, чтобы их было трое, и эта неожиданная опасность еще больше распалила его жажду.

Второй мужчина справа махнул рукой, но он заметил блеск лезвия и вовремя шагнул назад. Нож звякнул о стену. Третий подскочил к нему. Но получил удар сапогом в пах и рухнул к его ногам.

Мужчина справа замер. Теперь они были один на один. Лицо у него было совсем юношеское — и с храбростью юности он повернулся и бежал.

Он улыбнулся. Нет более заманчивой цели, чем голова бегущего человека. Он метнул нож. Мальчик несся со всей скоростью, на какую только был способен, но нож оказался быстрее. Он вонзился в цель с тупым звуком, и юный грабитель упал замертво.

Третий мужчина поднялся. Он был старше, сильнее, тяжелее и взбешен до предела. Хорошо.

Ударом ноги он сломал ему нос. Воя от боли и гнева, мужчина прыгнул вперед. Он увидел блеск стали и повернулся боком, а потом перехватил нападающего и сбил его с ног. Все произошло моментально. Это было великолепно; эта опасность, это безумие опьяняли его.

Он замечал все детали: одежда мужчины, маленькая прореха у него на плаще, его лысина, отражающая далекие огоньки, его сальные волосы, шрам на месте отсутствующего правого уха.

Выкручивая ему руку, он увидел кровь. Это его удивило. Он не зарезал его — пока. И это не могла быть кровь из его разбитого носа.

Очень редко ему доводилось испытывать столь острое удивление.

Он даже не сразу понял, что мужчина кричит от боли. Он швырнул его наземь и ногой припечатал его голову к булыжнику, одновременно выбив ему зубы.

Потом он сгреб его за сальные волосы и оттянул ему голову назад.

— Грабеж — опасное занятие. Пришло время расплачиваться.

— Мы бы тебя не тронули, — забормотал мужчина. — Только ограбили бы, ты, ублюдок.

— Ублюдок, вот как?

Тщательно, медленно, наслаждаясь каждой деталью, он перерезал горло противнику, которого только что победил.

Какое неожиданное наслаждение принесла эта ночь! Он поднял руки и сплел пальцы, чувствуя в воздухе квинтэссенцию смерти, ее шелковистую сущность. Она тянула его к себе.

Он был тем, кто завершает жизнь человека. Он был равновесием. Он был смертью. Он наслаждался, видя понимание этого в их глазах. Больше всего на свете ему нравилось греться в этих взглядах и видеть в них ужас. Только тогда он полностью осуществлял себя. Только тогда чувствовал себя неким завершенным целым.

Он стоял, покачиваясь в экстазе, и жалел, что это не продолжалось дольше. Жалел, что не удалось насладиться долгими криками. Крики — это лучше всего. Он жаждал их, нуждался в них, страстно желал их. Крики помогали ему осуществить себя, добиться цельности. Крики были нужны ему — не сам звук — он часто завязывал рот своим партнершам, — но попытка издать его и то, что они собой олицетворяли: ужас.

Но сейчас он не успел насладиться криками, и жажда его наполовину осталась неутоленной.

Он прошел в переулок и с удовольствием убедился, что не растерял навыков: парнишка валялся мертвым с ножом в затылке. Это было умиротворяющее зрелище.

Погруженный в океан ощущений, он вдруг осознал, что он почувствовал новое: боль.

Удивленный, он осмотрел свою руку и наконец обнаружил источник непонятной крови. Оказалось, что на плече у него длинный порез. Рана была глубокой. Ее требовалось зашивать.

Он едва не задохнулся от удовольствия.