Второе правило волшебника, или Камень Слёз - Гудкайнд Терри

Кэлен останавливалась у каждой кровати, усилием воли заставляя себя смотреть на знакомые лица. Джулиана. Она была самой юной, но невероятно напористой и самоуверенной. Всегда знала, чего она хочет, и не собиралась отступать. Помнится, она была без ума от военных и однажды разругалась по этому поводу со своей наставницей, госпожой Нелдой. Кэлен тогда тайком вступилась за Джулиану и уверяла разъяренную госпожу Нелду, что гвардейцы в Эйдиндриле все как один люди честные и не посмеют даже пальцем тронуть королевскую фрейлину. Глядя на запястья Джулианы, прикрученные к изголовью кровати, Кэлен прокляла духов за то, что те столь буквально выполнили ее просьбу.

На соседней кровати, залитой кровью, лежала Эшли; ее грудь была исполосована ножом, а горло перерезано. Эшли. Ее родителей Кэлен хорошо знала: отец Эшли был секретарем посла Галеи в Эйдиндриле. Ее мать плакала от радости, когда королева Цирилла согласилась взять Эшли к себе на службу. Какими словами расскажет теперь Кэлен ее родителям, чем закончилась королевская служба?

Возвращаясь назад под взглядами мертвых глаз, в которых навеки застыли ужас и боль, Кэлен вяло удивилась про себя, что не плачет. Разве она не должна была разрыдаться? Разрыдаться, упасть на колени, сжать кулаки и кричать — кричать, пока не разорвутся легкие? Но глаза ее были сухи. У нее просто не было слез. Вероятно, оттого, что это слишком много для одного человека. За последние дни она видела столько, что ее душа окаменела. Это как горячая ванна: сначала кажется, что сваришься заживо, а потом ничего, привыкаешь...

Чандален стоял там же, где она его оставила. Его пальцы, сжимающие лук, побелели. Кэлен осторожно закрыла дверь и пошла по коридору. Она думала, что Чандален последует за ней, но ошиблась.

— Любая женщина плакала бы на твоем месте, — сказал он, глядя на дверь. Ее щеки вспыхнули.

— Я не любая!

— Да, ты не любая. — Он отвернулся от двери и теперь смотрел на свой лук так, словно видел его впервые. — Я хочу рассказать тебе одну историю.

— Я не хочу сейчас никаких историй, — резко сказала она, делая еще несколько шагов по коридору. — Может быть, позже.

— Я хочу рассказать тебе одну историю, — словно не слыша, повторил Чандален.

Она вздохнула:

— Ну, если это для тебя так важно, рассказывай.

Чандален подошел ближе. Он был на несколько дюймов ниже Кэлен, но ей почему-то вдруг показалось, что она смотрит на него снизу вверх.

— Когда мой дед был таким же молодым и сильным, как я, — он похлопал себя по груди, — у него уже были жена и двое сыновей. Тогда многие приходили в нашу деревню, чтобы меняться. Мы никому не отказывали. Мы всем были рады.

Приходили к нам и джакопо.

— Какие еще джакопо? — Кэлен знала все племена в Срединных Землях, но ни разу не слышала о джакопо.

— Джакопо жили на западе, почти у самой границы.

Кэлен нахмурилась, мысленно представив карту.

— К западу от Племени Тины никто не живет. Земля там пустынна.

Чандален посмотрел на нее из-под бровей.

— Джакопо были высокие люди. И очень сильные. — Он показал рукой рост человека, на голову выше его самого, а потом широко развел руки. — Только это был мирный народ. Как бантаки. Как люди Тины. Но потом они напали на нас. Никто не знал, почему. Но наше племя боялось. Мы вздрагивали по ночам от мысли, что завтра снова придут джакопо. Они убивали мужчин, угоняли женщин и делали с ними такое же. — Чандален махнул рукой в сторону двери.

— Насиловали, — ровным голосом подсказала ему Кэлен. — Это называется «насиловать».

Чандален кивнул.

— Они делали это с нашими женщинами. Они брали их в плен и насиловали. — Он опять покосился на дверь. — Так же, как здесь. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да, — коротко сказала Кэлен. — Они насиловали ваших женщин, мучили их, а потом убивали.

Он кивнул, радуясь, что не нужно вдаваться в подробности.

— В то время у Племени Тины не было воинов, как сейчас. Мы никогда ни с кем не воевали. Мы думали, что это нехорошо. Но джакопо заставили нас захотеть воевать. Они забрали мою бабушку, жену моего деда. И дед поклялся отправить джакопо в мир духов. Он собрал всех, кто потерял жену, сестру или мать, и... — Чандален вытер лоб, хотя вспотеть в такой холод было невозможно.

— Я понимаю. — Кэлен коснулась его плеча, и на этот раз он не отшатнулся.

— Мой дед попросил о сборище, и духи предков пришли к нему. Он оплакивал перед ними свою жену и просил духов научить его, как остановить джакопо. И духи сказали, что прежде всего нужно забыть о слезах, пока не закончится война.

Кэлен рассеянно пощипывала волчью шкуру.

— Мой отец учил меня тому же, — сказала она. — Он говорил: «Не проливай слез по тем, кто уже в земле, пока не отомстишь тем, кто отправил их в землю. Потом у тебя будет достаточно времени».

— Твой отец был мудрым человеком, — одобрительно покивал Чандален. Кэлен молча ждала, пока он соберется с мыслями и продолжит рассказ. — Каждую ночь духи предков приходили к моему деду и учили его убивать, а днем он передавал эти знания остальным. Он научил их обмазывать себя грязью и обвязываться пучками травы, чтобы стать невидимыми. Наши воины стали как тени. Джакопо не могли увидеть их даже на расстоянии вытянутой руки. А потом мы начали воевать. Но не так, как воевали джакопо, а так, как учили нас духи. Джакопо привыкли воевать днем, потому что их было много и нас они не боялись. Духи сказали моему деду, что он не должен сражаться так, как привыкли джакопо, а должен заставить их бояться темноты, бояться травы, бояться криков птиц и лягушачьего кваканья. На каждого человека из Племени Тины приходилось пять джакопо, и сначала они не боялись нас. Но мы убивали их, когда они шли на охоту, убивали, когда они собирали урожай со своих полей, убивали, когда они пасли своих коз, когда они спали и когда ели. Любого джакопо. Каждого джакопо. Мы не сражались с ними. Мы их убивали. Убивали до тех пор, пока в нашем мире не осталось ни одного джакопо, пока все они не переселились в мир духов.

Кэлен хотела спросить, значит ли это, что они убивали даже детей, но не стала, поскольку знала ответ: ведь племени с таким названием больше не существовало. В памяти ее вновь всплыли слова отца: «Если тебе навязали войну, ты должен забыть о милосердии. Тебе милосердия не окажет никто, и, проявляя его, ты погубишь своих людей так же верно, как если бы бросил их безоружными навстречу врагу. Это будет ошибка, за которую те, кто идет за тобой, поплатятся жизнью».

— Я понимаю, Чандален, — сказала она вслух. — Твой народ сделал единственное, что оставалось. Это было необходимо. Мой отец говорил: «Если тебе навязали войну, пусть она станет такой, которую твой противник не в состоянии представить себе, даже в ночных кошмарах. Чуточку меньше — и враг победит».