Язычник - Мазин Александр

– Не булгарских, а этих, которые другие ромеи. Латиняне.

– Тех – само собой. Но и булгарских – тоже. Ну пока они языками мелют, это пустое. Однако говорила мне мать: жалились ей, что прихожан церкви булгарской, той, что у смоленских ворот, какой-то ромей забижает Бьет. Ты проведай что да как, ладно?

– Проведаю, – кивнул Славка. – У дружка моего Антифа мать в ту церковь ходит. Коли правда, так я того ромея…

– А вот этого не надо, – перебил Славку старший брат. – Князь наш сейчас с ромеями переговоры ведет по торговым делам. Значит, ссориться с ромеями нельзя. Узнай, что сможешь, а дальше я сам.

Тут Артёму подвели коня, и он прыгнул в седло. Но Славка поймал его коня за узду:

– Слышь, братец, а когда меня – в гридни? – спросил он вполголоса.

– Скоро, – пообещал Артём.

Тут его конь извернулся и цапнул Славку за руку. Схватить не сумел, но узду Славка выпустил, и конь, презрительно фыркнув, зашагал в воротам.

– Княжий гридень Богуслав… – медленно, смакуя, произнес Славка. Звучало основательно.

«Сегодня парням расскажу… – подумал он. – Или нет, не расскажу. Выйдет, что хвастаюсь. Пусть сами узнают…»

* * *

Маленькую харчевню неподалеку от Иудейских ворот держал старый хузарин из Итиля, перебравшийся в Киев еще при князе Игоре.

Йонаху мужу Славкиной сестры, хузарин приходился кем-то вроде младшего родственника, потому Славку здесь привечали. И брали меньше, чем с других. Здесь, правда, не подавали свинины, зато вино и пиво всегда были отменные, а рыба и дичина – свежие.

Трое друзей сидели за выскобленным до белизны столом, угощались копченым лещом, конской колбасой да соленой черной икоркой, запивали нехитрую закуску густым свежесваренным пивом и говорили о важном. О славе и удаче.

– Самый удачливый из нас – ты, Славка, – заявил Малой. – Вот шли мы втроем, а злодея заметил ты. А кабы я его заметил, тогда бы не ты, а я князя уберег. И мне была бы слава, а не тебе. Вот она, твоя удача!

– Удачлив я, это ты верно говоришь, – с удовольствием согласился Славка. – Только злодея я не по удаче заметил, а потому что ворон на том навесе не было. А нас ведь учили: за птицами следить. Где птицы не так себя ведут, там – неладно. Вот я и заинтересовался.

– За птицами – это в поле, – возразил Малой. – Кто ж в городе ворон считает?

– Воин – он всегда воин, – наставительно, стараясь подражать интонациям отца, произнес Славка. – Хоть в городе, хоть в Диком Поле. Он везде все видеть должен.

– В городе Малой только девок видит, – хохотнул Антиф. – И насчет удачи я с ним не согласен. Потому что у тебя, Славка, удача не своя, а родовая. Как у князя. Вот возьми хоть тот бой на Хортице. Отец твой один из всей ближней дружины и уцелел. А мой – погиб. Князя убили, всех убили, а воевода Серегей – живой.

– Он бы тоже умер, – сказал Славка. – Его мать выходила.

– А мать твоя что, другого рода? Вот я и говорю: родовая у тебя удача.

* * *

В тени старого дуба, обняв рукой низкую узловатую ветвь, стоял волох. Разглядеть его мог далеко не всякий, но деревлянин, приближавшийся к дубу, – углядел. Потому что знал: волох должен быть здесь.

По мере приближения к дубу деревлянин постепенно замедлял шаг и сгибался в поясе, а оказавшись рядом с волохом, замер на мгновение, а потом упал ему в ноги.

– Не убил, – негромко произнес волох.

Деревлянин промычал что-то невнятное.

– Встань, – велел жрец.

Деревлянин встал. Но головы не поднимал. Не смел.

– Ты – наш лучший охотник, – произнес волох. – Как ты мог промахнуться?

– Мне помешали, – хрипло проговорил деревлянин. – Человек князя отбил мою стрелу.

– Что за человек? – спросил волох.

– Княжий отрок. Сын воеводы Серегея.

Волох некоторое время молчал. Деревлянин же клонился все ниже. Он чуял, как боги глядят на него – и гневаются.

– Я знаю этот род, – наконец проговорил волох. – И воеводу, и его сыновей. Наши боги сердиты на них.

– Хочешь, я убью их? – предложил охотник. – Я видел, как воевода купался голый в Днепре. Я мог бы его убить так же легко, как тетерева на току.

– Нет, – волох качнул густой, как у дикого коня, гривой. – Ты не сможешь. От этого воеводы пахнет Кромкой. Он уже мертв, поэтому его невозможно убить. Так сказали мне боги.

– Я могу убить его сына, – предложил охотник. – Когда они молются своему белому богу, то не видят ничего вокруг. Скажи – и я убью его!

– Нет, – вновь качнул головой волох. – Четыре лета назад, когда умерла старая Ольга, мои братья хотели взять души сильных врагов. Сын воеводы был среди них. Воевода убил моих братьев пред ликами богов. А потом велел стесать сами лики. И боги ослепли.