Белый Клинок - Мазин Александр

Шел седьмой день первого месяца осени. День Быка. Время сбора урожая.

XXIII

Северный Конг. Осень тысяча двенадцатого года.

Робур, сын Гардараса, скакал на полкорпуса впереди первого из своих всадников. Он всегда поступал так, выказывая отвагу. Самому себе. Первая стрела – первому. И он, Асенар, сумеет избежать ее куда лучше любого из воинов.

Белый с черными кольцами пард-полукровка, рослый, выносливый, быстроногий, как хасец, мог бежать и вдвое против теперешнего. Но Робур сдерживал его бег: сейчас счет идет по последнему. Слабые остались в Лигоне. Их, кстати, оказалось совсем немного.

Робуру Конг нравился. Богатая страна. Почтительные простолюдины. Приятно, что его семья унаследует долю здешних жирных земель. Непременно унаследует, раз он, Робур, сын Гардараса, присоединит к Империи ее утерянные владения. Добрая земля. Немного варварская, правда…

Робур засмеялся. Ему пришла на ум старая песня, что рождена была еще во времена Вэрда Смелого – тоже варварская, но живучая, как леопард. Робур мог поклясться, что из десяти воинов-моряков девять знают ее наизусть.

Повернувшись к своему жезлоносцу, он подмигнул. Жезлоносец, благородный из Аттура, улыбнулся в ответ. И улыбка его стала еще шире, когда Робур запел:

– Травы полей,

Скачи мой друг, скачи!

Пахнут острей,

Когда звенят мечи!

Травы полей!

Зеленое руно!

(«Скачи, мой друг, скачи!» – грянуло за спиной Робура.)

– Играй, мое вино! – рявкнул светлорожденный так, что его пард прижал круглые уши и покосился на всадника.

– Алое вино! – пел светлорожденный,—

В груди моей играй!

(«Когда звенят мечи!» – рявкнула тысяча глоток.)

– Мой рог ревет: «Пора!»

(«Скачи, мой друг, скачи!»)

– На полчища врагов!

(«Твой рог ревет: „Пора!“)

– Тур слышит наш рев!

И пятитысячное войско Робура разразилось громом боевых кличей, визга, свиста, ора, к которым тотчас прибавилось возбужденное рыканье пардов: какофония столь оглушительная и устрашающая, что трудившиеся в окрестных садах крестьяне побросали мотыги и попрятались кто куда.

– Вино горячо! – запел Робур, когда рев за его спиной стих.– В груди веселей!

Когда звенят мечи,

Готовя постель,

Добрую постель

Из политых трав!

Стрелы бьют в цель,

А меч всегда прав!

Добрая земля!

(«Скачи, мой друг, скачи!» – отозвались позади.)

– Наши поля!

(«Когда звенят мечи!»)

– Зеленое руно!

(«Играй, вино, играй!»)

– Ударим стеной!

(«Твой рог ревет: „Пора!“»)

– Скачи, мой друг, скачи!

«Скачи, мой друг, скачи!» – отозвалось еще трижды, прежде, чем песня иссякла, оставив лишь топот тысяч пардов.

Пард Робура попытался удлинить прыжки. Он чуял настроение хозяина. К тому же дорога от Лигона к Кесану была прямой, как полет стрелы. И пустынной. Столб пыли, поднимаемой войском, виден издалека, и всякий путешествующий спешит убраться подальше.

Робур настолько привык к виду пустынной дороги, что даже удивился, заметив впереди человека.

Человек стоял прямо посередине тракта. Лицом к скачущим всадникам.

Поначалу Робур и не подумал сдерживать парда: всякому надлежит убраться с пути армии Императора или – быть растоптанным.

Но человек не шевельнулся даже тогда, когда между ним и всадниками осталось полсотни шагов.

Зато с этого расстояния Робур хорошо разглядел стоявшего.

Нет, это был не простой конгай. В его осанке чувствовалась уверенность, а у бедра висел меч. Меч!

«Наконец-то! – подумал Робур.– Наконец-то – воин!»

– Стой! – бросил он жезлоносцу и заставил собственного парда перейти на шаг.

За его спиной прокатился слитный рык, и дорожная пыль в воздухе на мгновение сгустилась. Колонна стала.