Волшебная реликвия - Костин Михаил

– Придется рискнуть и тут. Давай сюда твою писульку. – Пирожок выхватил у Арика бумажную трубочку и зашагал к выходу.

– А вечером хватай своих людей и к Инженерному замку!

– Ясное дело! А вы? – Пирожок обернулся.

– Мы тоже будем. Само собой.

– А сейчас?

– А сейчас мы к своему сержанту. Но сначала немного подождем. Как у тебя с запиской получится? Сможешь ты ему незаметно ее сунуть или нет?

– Спокойно, ребятки! Пирожок свое дело знает! – И рыжий старшина вышел из трактира.

Спустя минут десять ребята, издали наблюдавшие за входом в таверну, увидели, как на пороге появился Жорж-Пирожок. Он не спеша вытер губы, а затем радостно махнул в их сторону кулаком.

– Записка на месте, – сказал Арик, – пошли, ребята.

– Хорош Пирожок, – буркнул Валик. – Видели, как он губы утер? Значит, еще и пива налакался.

На исходе ночи у западной стены Инженерного замка послышался тихий свист, а вслед за ним неясные шорохи и еле слышный топот ног. Нападавших оказалось неожиданно много. Первый отряд числом около пятидесяти воинов скрытно прибыл около четырех утра. На далекой башне пробило четыре.

Из караульного помещения вышли двое сторожей и, стараясь казаться незамеченными, прокрались к воротам. Засовы, щеколды и петли были предварительно политы маслом. Никто не услышал бы предательского скрипа.

Но не успели сторожа взяться за эти засовы и щеколды, как к ним метнулись какие-то тени. Шесть человек навалились на двоих. Сдавленные хрипы, возня… Через считанные секунды предатели-сторожа были скручены и связаны. Рты им заткнули тряпками. Валик и Галик, еще не остыв от пыла короткой борьбы, осторожно выглядывали в просветы чугунной решетки крепко запертых ворот, но ничего, кроме смутных теней в предрассветной мгле, разглядеть не могли.

Как и предвидел Арик, предводители первого отряда заговорщиков оказались в растерянности. Они ждали сигнала о том, что ворота для них открыты. Сигнала не было. Они ждали прихода еще одного отряда, более многочисленного, но никто не появился ни на площади, ни в окрестностях замка в этот ранний час.

По небольшой площади перед Западными воротами и по окрестным закоулкам шныряли шпионы из первого отряда и недоуменно осматривались. Шли минуты, растерянность заговорщиков возрастала. Ровно в половине пятого подполковник Гертик, назначенный генералом командовать обороной, отдал приказ об атаке. Три небольших отряда, один из которых целиком состоял из ополченцев, ринулись из засады на площадь и прилегающие закоулки с трех сторон. Заговорщики отчаянно сопротивлялись, однако были окружены, смяты и обезоружены. К пяти утра все было кончено. В этот момент у Южных ворот появился второй отряд. Гертик ожидал, что прибудет отряд примерно такой же численности, как и первый. Но прибывших оказалось чуть ли не втрое больше. Это была неприятная неожиданность. Бой разгорелся с новой силой. Однако шансов у заговорщиков было немного. Хриплые крики, звон оружия, четкие команды офицеров и сержантов, обороняющих замок. Первые лучи солнца осветили лишь два десятка раненых, которые не могли передвигаться и ждали помощи. Остальных пленников уже увели в Большой Южный замок, в подвалах которого уже второй месяц действовала временная, но довольно вместительная тюрьма.

Три друга сражались храбро, обезоружили не меньше десятка врагов, среди которых оказались два их старых знакомых по парку Лабара, но вышли из боя без единой царапины. Зато нелегко пришлось сержанту Подороге. В какой-то из моментов, когда сражение переместилось к Южным воротам, он остался у Западных ворот один-одинешенек. Это было просчетом, тактической оплошностью, но чего не случается во время боя! Не успел сержант выйти на горбатый мост через Ленивку, как из темных кустов на него кинулись семь или восемь человек. Будь мост пошире, сержанту бы несдобровать. Но мост, к счастью, был узок. Стоя посередине в его верхней части, сержант был способен достать шпагой и левые перила, и правые. Нападавшие, с ужасом взиравшие на сверкающий клинок сержанта, никак не могли заскочить ему в тыл. А ведь у сержанта была еще и пика, которую он не выпускал из левой руки. Вот так, в одиночку, яростно орудуя шпагой и пикой, Подорога более десяти минут, пока не подоспела подмога, сдерживал целый отряд наседающих бунтовщиков. Но на исходе боя все-таки получил неприятную рану, задевшую его левый, здоровый глаз.

– Ну здравствуй, Гораций Коклес! – Утром после боя генерал обнял Подорогу и осторожно прикоснулся к белой повязке, идущей наискосок через широкое лицо сержанта. – Глаз-то видит?