Тайна - Сандему Маргит

«Нет, нет», — подумала Элизабет, но за той уже захлопнулась дверь. Она осталась наедине со своей подопечной.

Женщина, став в театральную позу и подняв брови, с любопытством рассматривала ее.

Элизабет сделала книксен.

— Меня зовут Элизабет Паладин. Я из рода Людей Льда, и мне приятно быть Вам полезной, госпожа Карин, — любезно представилась она.

Карин расслабилась.

— О, — произнесла она и расплылась в добродушной улыбке. — Как мило с твоей стороны, Элизабет! Да, славный парень Вемунд говорил, что ты приедешь. Это замечательно, а то старуха была такой ужасной. Ведь мы с тобой ровесницы, и ты не так красива, как я, поэтому мне не нужно бояться соперничества.

Она беззлобно захихикала. Элизабет не обиделась на это наивное и прямолинейное заявление. Госпожа Карин, несомненно, была в свое время очень красива — маленькая, хрупкая и обворожительная. Да и по-прежнему можно было угадать в увядающих чертах остатки прежней привлекательности.

— Ты не могла бы уложить мои волосы сзади, они постоянно спадают! — сказала дама, вновь садясь за туалетный столик.

К своему облегчению, Элизабет нигде не увидела проклятой белой пудры. Возможно, она не была популярной тридцать лет тому назад. К тому же женщина никак не отреагировала на то, что Элизабет без парика. Обычно все женщины это делали.

Элизабет преисполнилась чувством безграничной благодарности.

— У Вас красивые волосы, госпожа Карин. Такие светлые.

— Тебе так кажется? — вкрадчиво сказала Карин. — Да, я должна быть красивой, если он придет сегодня вечером. Он обещал придти.

Элизабет чуть было не произнесла «Вемунд Тарк», но вовремя спохватилась.

— Молодой господин Вемунд?

— Нет, не он! — кокетливо улыбнулась она. — Хотя он был ужасно мил по отношению ко мне. Именно он купил мне этот дом, потому что я жила раньше в совершенно дурных условиях. Я должна была делить комнату с массой отвратительных людей, не могла пользоваться своими собственными вещами, там не было ванной комнаты, и я говорила им каждый день, что я не привыкла к такому обхождению и что у меня были влиятельные друзья, и, если эти недалекие людишки не обеспечат меня подходящим жильем, то они получат за это сполна. И они-таки получили, когда приехал юный Вемунд и забрал меня оттуда. У него было ужасно строгое лицо, и они раболепствовали перед ним, а потом он привез меня сюда. Надеюсь, что он не влюбился в меня всерьез, потому что это никуда бы не годилось! Ой, у меня, по-моему, образуется прыщик на подбородке.

— Дайте мне взглянуть… Нет, мне так не кажется, я не вижу прыщика, во всяком случае пока.

— Он, несомненно, еще не вышел наружу. В молодости они так часто у нас появляются.

Лицо Элизабет было равнодушным.

— Но мы ведь всегда можем нанести на лицо мушку. Она очень хорошо подойдет Вам. У Вас такая есть?

Госпожа Карин стала искать в своих коробочках.

— Есть!

Элизабет вынула маленькое черное бархатное сердечко и прикрепила его по просьбе Карин в нижней части щеки.

— Вот так, — сказала Карин. — Стало очень красиво! Подумать только, насколько ты умнее этой глупой женщины! И той, которая у меня была до этого. Она никогда не понимала, как меня гримировать. Такие были обе бескультурные!

От женщины Элизабет получила распоряжение не выпускать больную из дому. Ей стало жаль Карин с ее бледной и дряхлой кожей, сидевшей взаперти, когда на улице стояла отменная погода. Вместе с тем не стоило отступать от правил уже в первый день.

Собственно говоря, Элизабет не могла уразуметь, что Карин действительно нездорова. Не от мира сего, да, но она была женщиной своего времени. Постоянно занятая своим внешним видом и ничем другим. Кокетливая, жеманная и стремящаяся молодо выглядеть — но это ведь было обычно для аристократов в восемнадцатом веке. В моде была французская легкомысленность, и не вызывало особого раздражения то, что Карин излишне подчеркивала свою моложавость. Она была привлекательной, милой женщиной, приятнее многих других, которые вели себя гораздо глупее.

Лишь после того как пациентка ушла спать, Элизабет поняла, что тут на самом деле что-то не то.

Казалось, над Карин, лежавшей в красивой кровати между шелковыми и кружевными простынями, витало что-то бесконечно коварное и гибельное.

— Он не пришел, — прошептала она. — Я не понимаю. Он же обещал придти! А я так прихорашивалась. Сегодня вечером я была особенно красива, не так ли?