Вернуться и Вернуть - Иванова Вероника Евгеньевна

– Почему ты вернулся?

Оконное стекло не может показать отражение Магрит – слишком светло, и я спешу обернуться, чтобы посмотреть на сестру. Нет, не так: чтобы запомнить ее облик так хорошо, как это только возможно. Другого шанса может и не выдаться.

Черное и белое. Набросок углем на листе бумаги.

Волосы, гладко причесанные и забранные в пучок. Благородно-бледные щеки. Кружева и шелк нижней юбки. Это – белое.

Строгий силуэт платья. Агаты ожерелья и колец. Это – черное.

И только глаза не хотят примыкать ни к одному, ни к другому лагерю: то светлеют до голубизны зимнего неба, то наливаются мраком грозовой тучи. О чем ты думаешь, сестричка? О том, какой никчемный и опасный брат тебе достался?

– Я вернулся, потому что Вы желали меня видеть, dou.

– Тогда – да. А сейчас?

– Сейчас я вернулся, потому что сам желал Вас видеть.

– Для чего? – едва заметное движение головы.

– Чтобы знать, что с Вами все будет хорошо.

Ресницы почти на целый вдох закрывают от меня синий огонь глаз.

– А со мной что-то может быть плохо?

– Теперь уже точно – нет.

– А до того?

– К чему этот разговор, dou? Все хотели, чтобы я вернулся. Желание исполнено. Все хотят, чтобы я прекратил быть? И это желание близко к исполнению. Ближе, чем хотелось бы мне. Какие еще вопросы остались невыясненными?

Магрит укоризненно поджимает губу:

– Ты считаешь нас убийцами?

– Зачем же так сразу… Что-что, а убивать меня никто не станет. Слишком недальновидно. Слишком расточительно. О нет, мое тело будут беречь, как зеницу ока. А душа… сама о себе позаботится, если никому кроме меня не нужна.

– Не обвиняй нас в жестокости.

– Обвинять? Упаси меня боги! Я не имею на это права. И никогда не буду иметь. Настоящая жестокость редко бывает обдуманной, а в вашем случае все взвешено, измерено и занесено в реестр. В две колонки. Правда, не думаю, что количество «минусов» сравнимо с количеством «плюсов».

– Ты злишься, – печально отмечает сестра.

– Злюсь? Самую малость. И знаете, из-за чего? Не надо было позволять мне вникать в ситуацию. Хотя подозреваю, что вы поступили намеренно. Можно узнать, почему? Или посвящения в сию тайну я недостоин?

Магрит молчит, глядя мне за спину. На голые ветки деревьев в саду.

– Быть достойным еще не значит быть подходящим.

– Подходящим? Для чего?

Невеселый смешок.

– Не обращай внимания. Просто мысли вслух.

– Хорошо, не буду. Собственно, это уже и не важно. Все решено, ведь так?

– Решено, – утвердительно кивает Магрит. – Было решено много лет назад. В момент твоего рождения. Но решить и выполнить – не одно и то же.

– Разве могло быть иначе?

– Например, ты мог умереть до назначенного срока.

– Неужели? А Тилирит заявила, что вы наблюдали за мной и не допустили бы…

– Тилирит выдает желаемое за действительное, – зябко передергивает плечами сестра. – Мы наблюдали. Как могли. Но мы не имели права вмешаться, пока есть хоть один шанс на благополучный исход.

– А кто считал эти шансы?

– Мы и считали. Самые ничтожные вероятности, самые призрачные возможности… Это очень трудно, когда ставка в игре больше, чем жизнь.

Ты права, сестренка. Трудно. Не у всякого получится вечно оставаться в стороне и хладнокровно взвешивать «за» и «против», когда все внутри кипит и требует действовать. Должна быть очень веская причина. И она есть.

– Но теперь игра окончена?

– Возможно.

– Вы не уверены?

Синие глаза выбирают между тоской и надеждой.

– Разве можно быть в чем-то уверенным, если даже в одну и ту же реку нельзя войти дважды? А в реку жизни – тем более.

– Не волнуйтесь, я сделаю все, что от меня зависит.

– А знаешь ли ты, ЧТО обещаешь?

– Я знаю только одно: обещание придется сдержать, – беспечно улыбаюсь. – Чтобы иметь хотя бы один повод для гордости.

– Хочешь гордиться собой?

– Это запрещено? Я так долго себя ненавидел… Даже устал. Хочется сделать что-то, о чем я буду не сожалеть, а вспоминать с удовлетворением.

Магрит подходит к окну и проводит пальцами по дереву рамы.

– Пожалуй, тебе это удастся.

– Думаете? Что ж, хорошо, если так. Не скажу, что сомневаюсь в своих силах, но… Мне все-таки страшно.

– Это пройдет.

– Надеюсь.

Некоторое время мы молча смотрим. В разные стороны. Сестра – на заснеженный сад. Я – на дверной проем, пустой и темный.