Приют героев - Олди Генри Лайон

– От рождения к смерти? – внезапно спросил Фернан Тэрц.

– Вы правы. Финальным порогом был момент консервации: до смерти, реальной смерти, как я полагаю, оставалось минут десять-двадцать. Можно замкнуть жизнь в кольцо – но только если в оправу кольца не вставлен черный алмаз: смерть. Вы должны помнить историю Аманды Ланивьер, Принцессы-Грёзы, которая таким образом провела больше года в гробу из зачарованного хрусталя…

– Да, я помню, – со странной интонацией ответил профос Надзора Семерых.

– Медальон, который Губерт Внезапный до конца своих дней носил на груди – омфалос Хендрики Землич. Однажды герцог проговорился, что хотел бы проспать весь отведенный ему срок. Потому что видит сны, где Хендрика жива: они вновь знакомятся в архивах университета, разговаривают, любят друг друга, основывают Орден Зари, счастливы… Да, разумеется, во снах возлюбленная герцога тоже умирала, но никогда не умирала до конца – все начиналось сначала. К этому времени я вдрызг разругался с отцом, изменив семейной традиции и поступив в Патрихскский университет. Меня интересовало некромальное родовспоможение. Надеюсь, вы понимаете, отчего…

Рыба плеснула еще раз, позволив гроссмейстеру оборвать фразу на полуслове.

– Вы привели в пример Принцессу-Грёзу, – Фернан Тэрц сел на песок, нимало не заботясь о сохранности одежды или опасности простыть. – Тогда вы должны знать, что псевдо-жизнь, замкнутая во внутреннее кольцо, нуждается в охранном коконе. Хрустальный гроб? – допустим. В случае с Грёзой мы имели не омфалос, а полноценное тело, и то – опоздай князь Элоиз на неделю-другую, вместо свадьбы он обустраивал бы похороны невесты… Что за кокон сохраняет омфалос Хендрики?!

– Это просто, как все гениальное, – печально усмехнулся гроссмейстер. – Вы в курсе, что медальон – Пуп Земли рыцарей-квесторов? Квинтэссенция деятельности Ордена Зари? Я бы добавил: объект поклонения…

Анри вздрогнула.

Вырезанный из бревна грубый болван, поставленный на попа, жалок и нелеп. Но проходят годы, десятилетия, века… Квалифицированный маг отлично знает, что такое – намоленный идол. Спящий до поры вулкан, готовый в любую минуту пролиться раскаленной лавой. И реальность вокруг бывшего болвана приобретает ряд дополнительных свойств, вызывающих содрогание у любого мантика.

– Да, милочка, – подвел итог Эфраим, от которого не укрылся испуг вигиллы. – Вы все поняли верно. Намоленность, виток за витком – вот что бережет омфалос великой семантиссы. Отец скончался двадцать три года тому назад; думаю, он был бы рад узнать, что его предположения блестяще подтвердились. Намоленность сохранила Хендрику Землич на срок больший, чем можно было надеяться.

– Вам не страшно, ваше чернокнижие?

– Страшно, милочка. Поэтому я и стребовал с квесторов, в качестве платы за услугу, доступ к реликвии. Хотел посмотреть, что случилось с омфалосом за это время. И уничтожить его, если понадобится, дав покой несчастной женщине.

– Ваш отец предполагал такой исход?

– Вряд ли. В первом завещании герцог Губерт велел похоронить медальон вместе с ним. Потом, говорят, он переписал завещание, хотя я не уверен, что это правда… Герцогиня Флора была женщиной мстительной. Она не знала, что кроется в медальоне мужа, но ревность изобретательна. Ее высочеству наверняка доставило удовольствие после смерти супруга передать медальон в полную собственность Ордена Зари. Святыня гулящего муженька, память о жалкой шлюхе – игрушка дураков и бездельников. Такой местью можно гордиться.

Осенняя муха вмешалась в разговор, деловито жужжа возле уха Анри. Это невпопад ожила фасцина, подсаженная барону. Тембр жужжания, низкий и басовитый, говорил о многом. Но выйти на прямой контакт? Обнаружить взаимную фасцинацию – разоблачить связь, куда более тесную, чем декларировалось вначале…

Служебные заботы казались сейчас мелкими и пустяковыми.

– Что с вами? – одновременно спросили Эфраим Клофелинг и Фернан Тэрц.

* * *

– Некисло ты племяша приложил, светлость, – уважительно хмыкнул Кош.

Он швырнул связанную сестру на пол рядом с бесчувственным Германом. Волчица выворачивалась едва ли не наизнанку, силясь освободиться от пут; по ее звериному телу бежала крупная рябь, как от ветра – по воде озера. Агнешка страстно желала превратиться, но мешали веревки, крепко стягивая лапы и пасть. Опровергая собственную фамилию, волчица выглядела крупной: весом и размерами со взрослую девицу.