Повелитель снов - Прозоров Александр

— Здрав будь, мил человек, — опустился за стол перед гостем Зверев. — Ты, что ли, Евграф, Гвоздев сын, хозяин верфи, что на улице, к Посадской горе ведущей?

— А ты, значит, князь Андрей Сакульский, муж княгини Полины? Что же, рад знакомству. — Купец полуобернулся к закрытой пологом кухне и громко крикнул: — Эй, приказчик, вина лучшего князю, другу моему!

Вот он, нрав новгородский! Никакого уважения ни к роду чужому, ни к знатности. Все токмо на золото измеряют. Всего полста лет минуло с тех пор, как сошлись на реке Шелонь рати нищей и малолюдной, но сильной духом княжеской Москвы и богатой до изумления, обширной и многочисленной Новгородской республики. И стало ясно, что сила не в золоте, не в крике вечевом, а в правде, и сделался Новгород всего лишь одной из московских провинций. Но не изменился нрав новгородский, осталась чванливость их к «низовским», как они всех людей, кроме горожан своих, кличут. Любой купчишка с мошной равным себя князьям московским считал, а с боярами небогатыми и вовсе свысока разговаривал. Любой ремесленник одеться норовил по-княжески, в шелка и атласы, самоцветами и золотом сверкал; жену каждый наряжал — боярыням знатным впору. Никакой скромности, никакого понимания места своего в мире. Купец, вон, корабельщик, князя незнакомого, ровно мастерового своего, вином не спросясь угощает, другом кличет. Он-то, новгородец, весь во злате, а у гостя его всего один перстенек на пальце сверкает.

Правда, был во всем этом и один приятный момент: Евграфий, судя по широкому жесту, жадностью не страдал.

— Так какая нужда привела тебя в мою мастерскую, княже? — наклонился вперед купец. — Коли судно тебе надобно ходкое да крепкое, то сшить мне такое нетрудно. Вот токмо дорогие они у меня, сразу упреждаю. И места свободного ныне у воды нет. Разве к ледоставу, мыслю, освободится. Но чтобы не занимал я его, задаток спрошу.

— То-то и оно, что дорогие, Евграф, — наклонился навстречу Андрей. — Ведомо мне, ты добрые суда из доброго леса делаешь. Доски токмо пиленые берешь, рубленые не используешь. А удовольствие это, понятное дело, дорогое. Посему и дело хочу предложить прибыльное тебе, а не халтурщикам, что ладьи на един сезон сколачивают. Доски хочу предложить тебе добротные. Ровные, пиленые. Но по цене необрезанных. При таком раскладе корабли ты сможешь шить столь же славные, сколь и сейчас, а вот цену назначать вдвое ниже прежнего. И прибыток твой станет выше изрядно, и соперников своих ленивых ты враз из торговли выживешь, главным корабельщиком станешь.

— Ладно сказываешь, княже… — Купец откинулся, с полминуты о чем-то размышлял, потом опять наклонился вперед: — И какую долю ты себе с этого промысла хочешь?

— Никакой.

— Это как?

— Мой прибыток — не твоя забота, Евграф. Твое дело — доски дешевые в корабли дорогие превращать.

— Вот оно, значит, как… — недоверчиво покачал головой купец. — И много ли ты такого товара продать мне желаешь?

— А сколько хочешь, столько и продам.

— Э-э… Двести волокуш продашь?

— Легко.

— Ну коли так… Ладно, убедил. Показывай товар.

— Не здесь товар, Евграф, — покачал головой Андрей. — Он у меня, в княжестве.

— Так вот он в чем, подвох! — громко хохотнул корабельщик и стукнул кулаком по столу. — За морем телушка полушка, да рубль перевоз.

— Не ори, — сквозь зубы процедил Зверев, — не о копеечном закладе речи ведем. Тут сказ о деле на много лет вперед и на многие пуды золота в доход для нас обоих. Ты ведь не коров пасешь, купец. Ты корабли шьешь. От княжества Сакульского до Новгорода три дня пути. Много новое судно за этот срок в цене потеряет?

— Эка сказанул! То новую мастерскую на новом месте строить надобно, людей искать али отсель за озеро переманивать. Самому с хозяйством обосновываться.

— Полцены за материал, — кратко ответил князь.

— Угу… В строительство вложишься, а опосля окажется, что и цена выросла, и тягло на мне повисло, и людишки в холопы продались?

— Насчет тягла ты хорошо придумал, — кивнул Андрей. — А вот со всем прочим никак условия не изменятся, на том рядную грамоту можем подписать. Приедешь на место — увидишь, почему.

Очень к месту служка притащил угощение. Вино — Звереву, хмельной мед, пряженцы и лоток с заливной зайчатиной — купцу. Евграф взялся за еду. Князь Сакульский тоже молчал, давая купцу время подумать. Когда глиняное корытце опустело, а в кружке вспенились остатки меда, новгородец наконец рискнул ответить: