Самый сердитый гном - Юрин Денис

Взрыв гидравлического пресса, произошедший четыре тысячи смен назад в одной из юго-восточных шахт, изуродовал внешность гнома, а последующее затем напускное сочувствие соплеменников завершило метаморфозу, лишив его чувств и окончательно превратив в хладнокровное чудовище. Карл не жил, он существовал подобно механическому голему, скрупулезно выполняя приказы и умело пряча за демоническим блеском стали призраки былых страстей.

– Господин хауптмейстер, может быть, вы соизволите объяснить командиру отряда деструктивность ваших действий по отношению к подчиненным, а также причины, побудившие вас нарушить инструкции 127Р п. 3, 152Н пп. 5–7 и 263Л п. 2?

Голос Карла звучал непривычно спокойно и монотонно. Маска скрывала большую часть изуродованного лица, но грозная гримаса уцелевших мышц внушала страх и раболепный трепет. Гном широко открыл рот и изумленно уставился на командира, руки сами по себе опустились вниз, спина распрямилась, а десять килограммов мускулов пресса моментально подтянулись. Провинившийся не знал большей части произнесенных слов, но инстинктивно понял, что дело серьезное…

– Ну что молчишь, хауптмейстер, долго мне еще здесь торчать?! – повысил голос Карл, пытаясь вывести солдата из состояния комы.

– Виноват… не мог бы ты, Карл, то есть… – испуганно осекся гном, – господин командир, повторить…

– С какой стати ты, идиот, кидаешься на своих?! – неожиданно сорвался на крик голос Карла, бешено вращающего расширенными от ярости и чуть ли не выпрыгивающими через маску глазами. – Надеюсь, тебе полегчало, когда расквасил хлюпальник Зигеру и дал пня под зад Нарсу?! Но только знаешь, дружище, нечего свои слюнтяйские переживания за чужой счет успокаивать и из-за блундинистой вертихвостки товарищей калечить!

Солдат смущенно опустил голову и уставился на носок правого сапога. Он молчал, крыть было нечем… Только теперь он понял, что постигни такая беда зануду Зигера, окажись на его месте беззаботный весельчак Нарс, он тоже стал бы к ним приставать с успокоительными речами и прочей бесполезной мишурой, именуемой в народе дружеской поддержкой. «Все же как мы порой эгоистично упиваемся своим горем, забывая о чувствах других, видящих твои мучения, страдающих от них, желающих помочь, но не знающих как…» – размышлял Пархавиэль, безропотно выслушивая грубые, но справедливые слова начальства и багровея от стыда.

– Да что с тобой, Парх? – начинал успокаиваться Карл, вновь овладевший собой и перешедший на доверительный шепот. – Неужели глупые капризы малолетней девчонки настолько засели тебе в голову, что заставили забыть даже об осторожности?

– Об осторожности?! – удивленно переспросил Зингершульцо, наконец-то оторвавшись от созерцания грязных сапог и впервые за весь разговор осмелившись посмотреть в глаза командиру.

Догадка осенила гнома внезапно. Лишь сейчас до него дошло, каким же он был кретином, укрывшись от сторонних глаз здесь, на берегу. Караван еще не вышел за Ворота, не достиг опасной зоны населенных дикими тварями пещер, но кто знает, что скрывала в себе тихая гладь на первый взгляд мирного озера.

– Я понял… виноват! – скороговоркой пробормотал хауптмейстер, всего на долю секунды опередив собиравшегося пуститься в подробные разъяснения командира. – Был глуп, неосмотрителен, готов понести наказание…

– В лагерь, пшел!!! – прозвучал лаконичный приказ, сопровождаемый весьма нелегким напутственным пинком. – Не забудь извиниться перед пострадавшими! – донеслось напоследок до уже пролетевшего несколько шагов в направлении палаток Парха.

Смена закончилась несколько часов назад, и лагерь спал. Походные палатки и дюжина груженных товаром телег уже давно канули во тьму подземелья, мгновенно наступавшую каждый раз, когда гномы гасили костры. В этот поздний час, когда караванщики накапливали силы перед следующим длительным переходом, в лагере горел всего лишь один костер, вокруг которого расположилась троица полусонных гномов.

Район был спокойным, тварей здесь не водилось, и Железный Карл выставил сегодня караул не столько из соображений безопасности или соблюдения необходимых формальностей походной жизни, сколько в целях укрепления расшатавшейся за время двухнедельного отдыха в столице дисциплины. Часовые понимали истинную причину действий командира и поэтому не особо усердствовали: не тратили силы и время на бессмысленные шатания вокруг лагеря и не обращали внимания на то и дело доносившиеся из темных углов огромной пещеры пугающие завывания нотанов, мандриготов и прочих безобидных представителей местной фауны. Хауптмейстер Зингершульцо и его друг Зигер по прозвищу Скрипун были опытными бойцами, чтобы дергаться по таким пустякам. Вечная ночь, царившая в пещере, могла испугать душераздирающими криками да воплями лишь новичков, никогда не ходивших с караваном по юго-восточному торговому тракту.