Слово воина - Прозоров Александр

Тем временем огонь разгорался. От жара тело начало крючить — оно зашевелило руками, согнуло ноги.

— Прощается, прощается Радомир, — заговорили корабельщики, выше поднимая кружки, выплескивая понемногу вина в костер. — Смотрите, смотрите, жаворонки! Прилетели… Сейчас в арий понесут…

Ведун подумал, что ему пора собираться. Как бы, закосев от выпитого, ребята не захотели отомстить за товарища. Пьяному море по колено, его заклинаниями особо не напугаешь, гипноза он не воспринимает. Правда, и координация у них нарушена будет, да только рубиться одному против десяти все одно удовольствие ниже среднего. Торопливо оглодав кости, Олег скинул их обратно в яму под кострищем, разровнял землю ногой. Вторую птичку, все еще заключенную в глиняную темницу, он переложил в вещмешок, кинул туда же ложку, затянул узел. Повесил добытый в бою нож с красивой резной рукоятью из белой кости и костяными же ножнами себе на ремень.

«Эх, жалко фляги у разбойника не было! — подосадовал ведун. — Набрал бы воды себе в дорогу. А так придется вдоль берега идти».

— Странник, постой! — неожиданно окликнул его парень, бывший на ладье за главного. Молодой человек отделился от справляющих поминки корабельщиков и направился к Середину, сжимая в одной руке кружку, в другой — большой кусок белого мяса. — Не торопись, дай словом перемолвиться.

— Отчего не перемолвиться, — пожал плечами Олег, забрасывая за спину походную суму и поднимая с земли трофейный же щит. — Для доброго человека слова не жалко.

— Купец я, странник. Любоводом меня зовут. Вот, плаваю по рекам русским, шелка и пряности на меха да криницы меняю. Пеньку беру, сало, солонину да мясо сушеное. Могу шкуры на соль самоварную сменять, коли выделка добрая. А ты кем будешь?

— Звать можно Олегом, — пожал плечами Середин. — Торговать мне нечем, потому как за душой ничего не имею. Бреду, куда глаза глядят, вот и все мое занятие.

— Странное имя, Олэг… — удивился купец. — Ты, варяг сказывал, колдун? Глаза им с Радомиром отвел, а потом бедолагу и зарезал?

— Что тут говорить, зарезал, — недовольно поежился Олег, которому сразу расхотелось продолжать разговор. — Нечего с луками и мечами у прохожих случайных добро вытрясать. Так что с них и спрашивай. Не я первым свару начинал, не с меня и спрос.

— Постой, колдун Олэг, — взмахнул зажатым в руке мясом купец, и Середин понял, что это все-таки рыба. Только она может лежать такими ровными, легко отделяющимися друг от друга пластиночками, словно дольки в пузатом мандарине. — Постой. Ты ведь моего воина убил. Виру я с тебя не требую, потому как ты добро свое защищал, однако же заменить ты его должен.

— Кому должен? — криво усмехнулся Олег.

— Совести, — пожал плечами Любовод, поставил свою кружку на землю, положил мясо сверху. — Ты лишил меня воина. Поэтому, по русской правде, обязан выполнить взятые им обязательства.

— Лучше нужно было следить за людьми!

— Не нужно было убивать, — спокойно ответил купец. — Пока он был жив, за себя отвечал он. Теперь это должен делать ты, раз лишил его этой возможности. Мне нет дела до ваших ссор, но я нанимал двенадцать воинов, и мне нужны все до единого. Тебе придется заменить Радомира, или я поклонюсь боярину Любытинскому о свершенном душегубстве.

Середин презрительно хмыкнул, хотя промеж лопаток и побежал неприятный холодок. Оказаться в розыске ему совсем не хотелось, как бы ни относились в этом мире к подобным преступлениям. Кстати, про русский обычай, когда убийца отвечал по долгам убитого, он что-то слыхал — однако чувствовал, что Любовод как-то хитро мухлюет.

— Не упрямься, Олэг, — покачал головой купец. — Я тебя не на правеж требую, а долг по смертоубийству отдать. А я тебе оговоренное с Радомиром серебро отдам, как в Новгород вернемся.

— Куда?! — изумился Середин.

— В Новгород, — повторил Любовод. — Новгородские мы. Дом у меня там, отец лавку держит.

Новгород… Русские земли… Ладья… Криксы… Деревни без тракторов, без электричества… Получалось, он находится где-то почти дома, вот только явно не в том мире, к которому привык.

— А скажи, купец, какой сейчас год?

— Три тысячи триста осьмой. Никак, год запамятовал? — хохотнул купец.

— Оба-на… — охнул Середин. — Вот это ква-а…

В голове тут же замелькали классические фантастические сюжеты с ядерной войной, гибелью цивилизации, новым ее возрождением на уровне каменного века… Вот только, летосчисление в таком случае почти наверняка должно было измениться, обычаи-то у корабельщиков ну никак не христианские: не крестятся, мертвых жгут, бога и черта не поминают.