Профессия: ведьма - Громыко Ольга

– Нет, голубушка, этот ремешок нам еще пригодится. – Я легонько щелкнула кобылу по носу, и она замерла, обиженно посверкивая желтыми глазами. Н-да, с этой бесей надо держать ухо востро. Как бы она и меня в придачу не слопала. – Объясняю популярно. Вот это – узда. Тяну за левый ремешок – ты сворачиваешь влево, за правый – вправо. Когда я говорю: «Но!» – ты бежишь, «Тпру!» – останавливаешься. Все ясно?

Кобылка встряхнулась, зазвенев остатками узды.

– Вот и ладушки, – пробормотала я, вскакивая ей на спину с третьей попытки. – Но!

Лошадь скептически фыркнула, достаточно похоже воспроизведя «Тпру!»

– Что-то непонятно? – Я перегнулась через гривастую шею, заглядывая лошади в левый глаз.

Кобыла покосилась на меня, но с места так и не тронулась: «Тоже мне, всадница – толком не запрягла, а туда же – нукает».

Подгонять ее каблуками я не осмелилась, сытая по горло козлиным скоком по болоту. Лошадь стояла, я сидела, и мы обе усиленно делали вид, что держим ситуацию под контролем.

– А дай-кось я ее крапивиной под хвост! – внес конструктивное предложение невоспитанный ученик Травника.

Кобыла вздрогнула и пошла мелкой рысцой – в сторону Кузьмая. Парень попытался укрыться за скитом, но лошадь тут же поменяла направление и целеустремленно гонялась за изрядно струхнувшим учеником неполных три круга, пока тот не догадался нырнуть в окно и захлопнуть ставни. Когда заслуживающий возмездия объект скрылся из поля зрения, кобыла наконец обратила внимание на всадницу. Не сразу, но мне удалось ей втолковать, что рывки поводьев что-то означают. Без режущих губы удил от узды было мало толку, оставалось полагаться на добрую волю кобылы.

– Кто тебя учил так останавливаться? – проворчала я, потирая ушибленный бок, но в то же время довольная, что лошадь правильно поняла и выполнила мою последнюю команду. – Прекращай эти фокусы «встань передо мной, как лист перед травой»! Давай так: сначала ты чуть-чуть замедляешь бег, потом еще немного, потом переходишь на шаг и только потом встаешь. Мне уже надоело с тебя падать!

Лошади, судя по ее хитрой морде, это не только не надоело, но и доставляло немалое удовольствие. Ну, раз я все равно очутилась на земле, можно сделать перерыв, тем более что из скита вкусно тянуло шкварками, а Кузьмай расставлял тарелки вокруг плетеной днушки для сковороды.

С аппетитом поглощая жареную колбасу, я расспросила Травника об окрестных селениях и проселочных дорогах. Стармин и Куща лежали в основании треугольника, острым углом вытянутого в сторону Догевы. Возвращаться через Стармин мне не хотелось, а на карте значились только наезженные тракты. Вернее, не значились: между Кущей и Догевой зеленел «Глухъ лесъ со всяк чудищъ». Помимо «чудищь» в глухомани ютились разрозненные деревеньки, которые маг по памяти соединил пунктиром.

Лошадь крутилась неподалеку, пробуя на зуб все подряд: маковки крапивы, дубовую кору, яркие цветки с тыквенной плети на заборчике и Манькин хвост – к счастью, вовремя отдернутый. Даже очевидно невкусные вещи она не выплевывала, а старательно разжевывала и глотала. Наверное, чтобы не ошибиться в следующий раз.

Травник пошептал над ладонью и предложил кобыле янтарный кусок кленового сахара. На иллюзии кобыла обиделась: по-кошачьи сморщила морду, отвернулась и ушла. Маг задумчиво бросил сахар в свою кружку; он растворился там совсем как настоящий и наверняка придал чаю нужный вкус. – Люблю сладкое, – с улыбкой пояснил старик, – только где ж тут, в глуши, сахар раздобудешь? Да и дóрог он, вот иллюзиями и балуюсь. Но лошадь вашу провести не удалось. Полагаю, от посоха она тоже неспроста шарахнулась.

– Думаете, разглядела его магическую ауру?

– Возможно. Некоторые животные, например мыши, чуют колдовство, не понимая его сути, собаки видят истинный облик сквозь чары, узнавая заколдованных хозяев и облаивая оборотней, а кошки способны разрушать волшебство одним своим присутствием.

– А лошади?

Травник признался, что насчет лошадей ничего подобного не слышал.

– Но, – добавил он, – лошадью ее назвать трудно. Если не ошибаюсь, это потомок черного жеребца Повелителя Догевы?

– Да, Вольта.

В позапрошлом году мы бросили лошадей в соседней деревне, нечаянно телепортировавшись на десятки верст. Селяне живо присвоили бесхозного сивку, но Вольт не пожелал тягать борону на благо сельского хозяйства и спустя две недели объявился в Догеве – тощий, одичавший, донельзя обиженный на предателя-хозяина, но никого другого к себе не подпускавший. Лён потом рассказывал, что ему пришлось целый месяц подлизываться к жеребцу, чтобы тот сменил гнев на милость и перестал разыгрывать из себя послушную, но тупую скотину.