Смертный грех - Сандему Маргит

— Сегодня приехала моя сестра. Она желает видеть тебя.

Его лицо ничего не выражало, и это кое о чем говорило.

— Господи, сохрани, — пробормотала она. — Дай мне силы, Александр!

Он с горечью рассмеялся.

— У тебя и так достаточно сил. Это меня она не любит.

«Это отношение быстро распространится и на меня», — испуганно подумала она.

Нетвердым шагом, с дрожащими коленями она вошла в гостиную.

Графиня Урсула Хорн была старше своего брата. У нее была необычайно прямая осанка, темные, как и у брата, волосы. Но глаза ее были светлыми, серо-карими, холодными, как лед, когда она смотрела на входящую Сесилию. Ее нос, в отличие от прямого носа Александра, напоминал ястребиный клюв и выглядел очень аристократично. Тонкие губы были ярко накрашены. Вид ее испугал Сесилию. Она знала, что Урсула Хорн была вдовой немецкого моряка, героически погибшего, и что прислуга в Габриэльсхусе почувствовала себя подавленно, едва услышав ее имя.

Молодая норвежка почтительно склонила голову перед своей более знатной золовкой и была удостоена короткого кивка головой.

Александр неслышно вошел следом за Сесилией и положил ей руки на плечи, хотя их прикосновения друг к другу обычно бывали очень редкими.

— Это Сесилия, Урсула, — сказал он.

Казалось, сестра не слышит его.

— Каковы причины того, что Вы вышли замуж за этого бастарда? — резко спросила она Сесилию. — Деньги? Или блестящий титул?

— Любовь, — ответила Сесилия, вспыхнувшая, как порох.

Но ей удалось сохранить спокойный тон.

— Не надо говорить мне глупости! Учтите, я быстро раскушу, в чем дело. Магдалина! — крикнула она горничной. — Разве этот мошенник взял на себя командование этим домом?

Магдалина сделала книксен.

— Нет, Ваша милость. Мы все уже так привязались к фру Сесилии.

— Хм, — многозначительно произнесла Урсула. — Вы гувернантка детей Его Величества и этой Кирстен Мунк, как я слышала?

Она просто выплюнула имя Кирстен Мунк. «По крайней мере, хоть в этом у нас есть что-то общее», — подумала Сесилия.

— Да, это так, — ответила она.

— Ничего не скажешь, очень подходящее занятие. Ведь собственных детей Вам вряд ли придется иметь.

— Мы надеемся их иметь, — сказал Александр и слегка сжал плечи Сесилии.

— Не смеши! — фыркнула Урсула, не глядя на него. — Я не разговариваю с тем, кто опозорил имя семьи таким гадким способом. У вас не будет детей, и вы оба хорошо об этом знаете.

И тут наследство Суль снова вспыхнуло в Сесилии.

— Мы сделаем все, что возможно, — возразила она самым что ни на есть некультурным тоном Людей Льда.

Золовка уставилась на нее, потом повернулась и пошла к выходу.

— Я не люблю, когда мне лгут прямо в лицо, — сказала она, покидая гостиную. — Не знаю, что за игру вы ведете, но я уверена в одном: мой мерзкий, ничтожный брат со своими противоестественными наклонностями никогда не ляжет в постель с женщиной.

Сесилия стояла, ощущая ярость и разочарование. И только мягкий голос Александра вернул ей мужество.

— Не огорчайся, Сесилия! Она не знает о нашей дружбе.

— Благодарю, — произнесла она, пытаясь улыбнуться. — Но мне хотелось бы, чтобы твоя родня приняла меня.

— Так и будет, мой друг. Ты приносишь мне такую радость, ты даешь мне так много, Сесилия. С каждым днем мое уважение к тебе растет. Лучшего спутника жизни мне не найти.

— Иногда я бываю несколько вульгарной, — пыталась оправдываться она.

— Урсула заслужила это, — улыбнулся он. — И мне нравятся в тебе эти дикие, кошачьи черты. Это так непохоже на тебя, и я не понимаю, откуда в тебе это.

Сесилия-Суль мягко и загадочно улыбнулась.

Она так горячо желала поехать вместе с Александром домой, в Норвегию, и представить его всем. Но война могла начаться со дня на день, и у него не было разрешения покидать эту часть государства.

Во время карнавала они дважды побывали на балу: в преддверии войны король хотел развлечься. На одном из таких праздников Сесилия оказалась среди незнакомых людей, но, почувствовав взгляд Александра, она оглянулась: он улыбался ей с другого конца зала и, несмотря на то, что был занят беседой с другими мужчинами, тут же направился к ней. И он сделал это не из чувства долга, а потому, что ему не хватало ее общества.