Лед и пламя Тартара - Емец Дмитрий

Когда забор закончился, рядом выпрыгнула неширокая речка, и Эдя сообразил, что он находится у Яузы, рядом с Библиотекой иностранной литературы. Было уже совсем поздно. Наступил тот час, когда прохожие становятся осторожны и пугливы, и только отчаянные собачники выгуливают на куцых островках московской природы своих уставших от мегаполиса псов.

Но сейчас и собачников не было: Яуза точно вымерла, и лишь светофоры продолжали упрямо дирижировать воображаемым движением. Эдя дошел до круглого мостика, переброшенного через Яузу, и хотел пройти мимо, не переходя реки, как вдруг на перилах моста увидел тонкую фигуру, балансирующую с расставленными руками. Это была девушка в светлом платье. Лица ее Эдя не видел, разглядел лишь щеку и темные волосы. Хаврон понял, что если он сейчас крикнет, то девушка скорее всего сорвется в воду. Девушка тем временем шагнула к самому краю, покачнулась, но, не набравшись решимости, отступила.

Эдя стал осторожно приближаться. Он был уже метрах в трех и готовился к броску, когда девушка заметила его. Повернулась. Ее бледное лицо казалось в темноте смазанным.

– Назад! Прыгну! – крикнула она.

Эдя сделал шаг назад, подошел к перилам и заглянул в воду.

– Ну и зачем? – спросил он.

– Не ваше дело!

Хаврон равнодушно плюнул в реку.

– Ну не мое – так не мое. Я не настаиваю. И часто вы здесь купаетесь?

– Купаюсь? – не поняла девушка.

– А что же еще тут можно делать? Прыгать нужно с Крымского моста. Там это капитально и надежно. С этого же мостика на Яузе насмерть можно только простудиться и то при большом везении. Если, конечно, вы не участница конкурса на самые длинные сопли.

– Мне не смешно! Я прыгну!

– Да прыгайте, прыгайте! Я разве против? Имейте в виду, я выуживать вас не буду. Сами вылезете вон по той приваренной лесенке. Такси я вам, так и быть, поймаю, но платить за него вы будете сами. Я беден как таракан, платящий алименты слонихе! – предупредил Эдя.

– Послушайте, вы! Чего вам от меня надо? Шли себе и идите! У вас что, своих дел нет? – жалобно крикнула девушка.

Эдя заверил ее, что свои дела у него имеются в достаточном количестве.

– Вот и идите делайте свои дела!

– Хорошо, я согласен. Вы меня слушаете? Я пройду мимо, вы меня пропустите, а потом прыгнете. Я слабонервный. Кошмарные сны на тему купания в грязной реке мне ни к чему!

Девушка заколебалась. Эде показалось, что особенно ее зацепило слово «сны».

– С какой это стати я должна беречь ваши нервы? – спросила она.

– Мои нервы нельзя не беречь. У меня жена и шестеро детей.

– У вас, правда, шестеро детей? – усомнилась девушка.

– Пока нет, но будут. Я сторонник здоровой демографии, – заверил ее Хаврон.

Девушка сердито замахала руками, сохраняя равновесие.

– Вы что надо мной смеетесь? Я ведь, правда, брошусь! – сказала она плачущим голосом.

– Угу-угу... Да вы уже двадцать минут бросаетесь! Создаете на мосту затор и вообще мешаете перелету пингвинов с Южного полюса на Северный... Все, я иду! Мне надоело! – решительно заявил Эдя.

Он ощутил, что настал выгодный момент. Насвистывая, Хаврон сделал первый шаг и остановился. Девушка пристально следила за ним. Он сделал еще шаг, сократил дистанцию до метра, а затем, внезапно бросившись к ней, обхватил девушку за ноги.

Девушка закричала, стала царапаться, однако Эдя уже осторожно, как цыпленка, стащил ее с перил. Она несколько раз рванулась, но вдруг, ослабев, разрыдалась бессильно и тихо. Хаврон смутился. Ему давно не приходилось иметь дело с женскими истериками. Ведьмы, вроде Зуймурзунг, с которыми он часто общался последнее время, истерики устраивают редко, от них следует ждать буйств и дебошей, – и тогда главный рецепт выживания: держаться подальше, прикрывая голову от летящих предметов.

Все, что Эдя додумался сделать – это прижать девушку к себе и тихонько покачивать ее из стороны в сторону. Он смутно помнил, что так делала его мать, когда в десять лет, прыгая с крыши сарая на даче, он сломал себе ногу, и потом сосед на мотоцикле с коляской вез его, описавшегося от боли, за двадцать километров в райбольницу.

Неизвестно, помогло ли это средство или какое-то другое, но рыдания постепенно стихли, сменившись непрерывным иканием. Девушка уперлась Хаврону руками в грудь и спокойно попросила:

– Хватит! Отпустите меня!

– Вы уверены, что не будете плеваться, кусаться, лягаться и пугать рыбу в Яузе? – осторожно уточнил Эдя.

– Уверена. Теперь я не брошусь. Это было бы слишком комично, – сказала девушка.

Хаврон отпустил ее и, сбежав с мостика, остановил проезжавшую «шестерку». Тем временем девушка, не дожидаясь его, отошла шагов на двадцать. Эде пришлось догонять ее и почти силой затаскивать в машину.

– Где вы живете?

– А вам зачем?

– Куда вас отвезти? – повторил Хаврон устало.

Он уже сожалел, что его занесло на Яузу. Если кому-то хочется утопиться – милости просим. Теперь же, сказав «А», волей-неволей приходилось говорить «Б». Эдю куда больше прельщала перспектива выбросить эту особу у первого же метро. С другой стороны, совсем не факт, что она вообще доберется домой этим вечером. Слишком много в городе способов свести счеты с жизнью.

Девушка, вероятно, уловила что-то в его голосе, потому что, взглянув на него уже с меньшей настороженностью, сказала:

– Мосфильмовская улица.

– На Мосфильмовскую, – повторил Эдя водителю, пытаясь сообразить, в состоянии ли девушка расплатиться за такси. Тех денег, что были у него у самого, едва хватило бы на идиллическую поездку в метро.

Водитель – а это был типичнейший бомбила восточных кровей – страстный как Мамай и знавший Москву как поляки, сгинувшие под руководством Ивана Сусанина – кивнул, и убитая «шестерка» начала двигаться в приблизительно верном направлении.

Девушка молчала. Эдя украдкой разглядел ее и понял, что, составляя первое впечатление о ней, допустил две неточности. Первая заключалась в том, что девушка, показавшаяся ему вначале серой мышкой, была на самом деле красива, причем именно той красотой, которая позволяет говорить сразу о красоте, перешагивая разгонные стадии «бывает и хуже», «ноги ничего, прямые» и «хорошенькая». У нее было то продолговатое, совсем не хищное, но четко очерченное лицо, какое нередко изображают на византийских иконах – лицо с тонким носом и темными, не сомкнутыми на переносице бровями. Вторая неточность состояла в определении ее возраста. Теперь в такси Эде ясно видно было, что перед ним не вчерашний подросток, а девушка лет двадцати двух.

– Почему вы не дали мне прыгнуть? Разве вам было не все равно? – спросила девушка, заметив, что Эдя на нее смотрит. Пока что она пряталась за «вы» и не подпускала Хаврона на расстояние «ты».