Тайна - Сандему Маргит

Но когда установилась дождливая погода, им пришлось на несколько дней отложить свои прогулки. Дождь лил, не переставая, и вскоре улица превратилась в медленную грязную речку. Из трущоб слышались усталые крики и частые перебранки. Элизабет с ужасом представляла себе, каково сейчас бедным людям в жалких лачугах.

Два-три раза к ним заглядывал Вемунд, чтобы убедиться, что у наших двух дам все в порядке. Он починил крышу, наносил дров — в такую ненастную погоду в доме было холодно. По обыкновению он оставался вечером на ужин с Элизабет. Для них это были прекрасные минуты, когда они сидели в сумерках и вполголоса делились своими мыслями о смысле жизни. К его большому удивлению однажды к ним присоединилась Карин. Он ее едва узнал.

— Госпожа Карин! — взволнованно воскликнул он. — Вы блестяще выглядите!

Карин не без кокетства повернулась.

— Это действительно заметно? У меня ведь не слишком грубая и загорелая кожа?

— Наоборот. У вас порозовели щеки и блестят глаза. Это придало вашему лицу столько жизни, что на него хочется смотреть и смотреть.

— О Вемунд, ты такой милый парнишка, — хихикнула она, кокетливо хлопнув его по руке. Так могла бы поступить четырнадцатилетняя девушка, но не сорокапятилетняя женщина…

Элизабет опасалась, как бы Карин не почувствовала бестактность его комплиментов — что же, мол, раньше на нее и смотреть разве не стоило — но она осталась довольна. Вероятно, комплиментов ей и не хватало.

Вемунд глазами высказал Элизабет одобрение. Они как будто говорили: «Это ты сделала хорошо». Она в ответ улыбнулась с благодарностью.

Карин горячо и сбивчиво рассказывала, что ее возлюбленный сообщил через Элизабет, что он в отчаянии, но не может пока приехать. Он должен поехать по делам в Германию. Но он обещал вернуться задолго до свадьбы, так что Карин не стоило беспокоиться.

Этот рассказ Вемунда отнюдь не обрадовал. «Не пускай ей пыль в глаза, — говорил его взгляд. — Не поощряй ее чудачества!»

Но Элизабет было лучше знать. В свои худшие, самые несчастные минуты Карин поведала, что те женщины, которые присматривали за ней, совершенно бессердечно пытались развеять эту ее блажь. «Не выдумывайте себе ничего! — жестоко говорили они. — Этого парня вы никогда больше не увидите!» Из-за этого она безутешно рыдала, что было весьма вредно для ее состояния. «Почему они так говорят, Элизабет? Почему они так плохо ко мне относятся, я ведь им ничего не сделала!»

А в следующую минуту она вообще забывала о существовании каких бы то ни было женщин. Она восторженно ждала, что придет Буби и постучит в дверь, прошли же только сутки, как она видела его в последний раз. Прощаясь, он поцеловал ее в последний раз в щеку и отправился на поиски ландышей для букета невесты.

Именно после этого последнего прощания произошло то ужасное, что лишило Карин рассудка. Или во всяком случае воздвигло в ее уме завесу над реальностью. Буби был мертв, его убили и, вероятно, очень жестоко, предположила Элизабет. Но Карин не понимала этого. Она уцепилась за мечту.

— Он хорошо разбирается в делах, так что ясно, что немцы тоже захотели торговать с ним, — сказала довольная Карин. Она казалась сейчас такой спокойной, потому что знала, что Буби не стоит ждать в этот вечер. Из ее глаз исчезло выражение затравленности — у Буби была веская причина отсутствовать.

На следующий день после того, как Карин присоединилась к ним за ужином, произошло несчастье.

Элизабет расчесывала редкие волосы Карин в ее комнате на втором этаже, когда они услышали крики отчаяния и безысходности, раздававшиеся с дальних улиц. Они подбежали к окну и увидели бегущего полицейского, свистящего в свисток, взывающий о помощи.

Элизабет открыла окно.

— Что произошло? — крикнула она.

Полицейский, знавший, что в этом доме проживает состоятельная публика, небрежно отдал честь и ответил скороговоркой:

— Жалкие хижины, в которых они живут, рухнули в речку, госпожа. Многие получили травмы, и мне нужно срочно найти врача и обеспечить другую помощь.

— Я разбираюсь в медицине, — сказала Элизабет. — Я сейчас же выхожу.

Он опешил от неожиданности.

— Но госпоже туда не пристало ходить, там ужасные условия…

— Ерунда! Я бегу.

Как только она закрыла окно, она вспомнила о Карин. Не могло быть и речи, чтобы она ее бросила!