Мертвое Небо - Мазин Александр

– Пей,– солдат протянул чашку с мутной речной водой.

Кормчий неловко (цепи оттягивали запястья) взял чашку и проглотил пахнущую болотом жидкость. Отдал, посмотрел на небо, оглядел двор. Ноги подгибались от слабости, но когда кормчий попытался присесть, один из солдат сердито дернул цепь:

– Не велено!

Спустя четверть часа упряжка волов вкатила во двор закрытую повозку.

А еще через полчаса появилась группа монахов.

Монахам подвели пардов, слуги подставили спины, чтобы хозяевам сподручней забраться в седла.

Один из монахов махнул хлыстом. Солдаты схватили цепи и бегом потащили кормчего к всаднику – тому, кто допрашивал Руджа.

Монах поддел хлыстом подбородок кормчего, вынудив поднять голову.

– Мы решили…– проговорил монах.– И сделал паузу, наблюдая за пленником.– Мы решили, что вы виновны.– Пауза.– Оба.– Пауза.– В колдовстве.– Пауза.– Помнишь, я говорил о выкупе? Мы решили, что золото безбожников и колдунов не может искупить их вины. Но если ты решишь отдать его Святому Братству – мы примем. И помолимся о ваших пропащих душах, кои достанутся, вне сомнения, чернейшим из демонов.

Рудж молчал.

Дорманож некоторое время изучал его лицо, затем произнес с ледяной усмешкой:

– Я приготовил для тебя нечто особенное. Для тебя и твой подружки. Возможно, это слишком быстрая смерть для таких, как вы. Святейший Наставник Крун, например, предлагал перед повешением содрать с вас кожу, но я не хочу, чтобы вы от боли позабыли друг о друге. Ваша смерть должна быть назидательной. Она должна быть поэтичной. Я хочу, чтобы Наисвятейший с удовольствием выслушал рассказ о ней.

– Я бы все-таки как следует допросил этого имперца,– проворчал Крун.– Могли же они заранее договориться о встрече?

– Нет,– Дорманож увидел, что кормчий навострил уши и усмехнулся.

– Мы поймаем твоего дружка,– заверил он.– Может, сегодня, может, через пару дней. Не думай о нем, думай о том, что ждет тебя.

– Поймаешь? – Рудж сумел побороть страх и улыбнулся.– Не думаю, что ты его поймаешь. Скорее наоборот – это он поймает тебя, хуридский ублюдок!

Напрасно он это сказал. Брата-Хранителя угроза не рассердила, а позабавила.

– В повозку его,– спокойно распорядился Дорманож. И, с двусмысленной улыбкой: – Поболтайте напоследок!

Двое солдат вновь ухватили цепи и поволокли кормчего к повозке. Третий тыкал в спину древком – усердие демонстрировал.

Дверца приоткрылась, Руджа впихнули внутрь. Дверца захлопнулась. Темно и душно. Словно в гробу.

Но в этом гробу он был не один.

– Рудж? – чуть слышно проговорил знакомый голос.

– Ними!

Кормчий нашел ее на ощупь, обнял. Цепи мешали – оба были скованы, но не важно. Главное – вместе.

– Ладно, ладно,– бормотал Рудж, прижимая ее мокрое лицо к груди. Сухая солома запуталась у Ними в волосах.– Что они с тобой сделали?

– Ничего,– прошептала девушка, прижимаясь к нему еще крепче.– Но там было холодно. Я не спала всю ночь. Что с нами будет? Нас казнят? Будут пытать?

– Я не знаю,– соврал Рудж.

– Они нас замучат,– обреченно проговорила девушка.– Вы в Империи не знаете, что они делают с людьми.

– Знаю,– мрачно сказал кормчий.

«Богиня, спаси ее!»

– Рудж,– прошептала Ниминоа.– Я хочу, чтобы ты меня любил!

– Я люблю тебя, девочка!

– Нет, нет! Я хочу, чтобы ты любил меня здесь, в последний раз.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да, да!

Повозка тронулась. Колеса загрохотали по камням.

Утлая лодочка в яростном море,

Мили и мили до берега Горя,

Ближе – до дна.

Весла-тростинки сжимают хоробры.

Без толку.

Хрустнут сосновые ребра.

Море проглотит и ярых, и добрых.

И – тишина.

Это Данил бормотал, когда уходили из Воркара. На языке русов. А потом перевел на хольдский, для Руджа.

Утлая лодочка…

– Я тебя люблю, девочка,– прошептал он, развязывая шнур лифа.

– Не надо,– прошептала Ниминоа.– Цепи же. Просто подними подол.

Бедро под нижними юбками намного теплей его ладони.

– Быстрей, милый!

«Последние часы,– подумал Рудж.– Вернее всего, мы не доживем до заката. Может и хорошо, если не доживем».

Повозка выкатилась со двора на улицу. Деревянные колеса загрохотали по деревянному настилу. Возница закричал и ловко хлестнул передних волов. Повозка покатилась быстрее.

– Сомкнись! – проорал сотник, и солдаты перестроились в две колонны, по обе стороны повозки. Замыкали шествие четверо монахов в полном вооружении. Дорманож ехал впереди, среди старших Кариомерского Братства. Два боевых пса, взятых по его требованию, трусили вдоль обочин, вертели тяжелыми головами, рявкали на прохожих, недостаточно быстро спрыгивавших с мостовой в сточные канавы.