Колдунья-беглянка - Бушков Александр

– Все очень просто, – сказал камергер. – Вы возьмете его в правую руку и повторите клятву вслед за мной. Она короткая…

– И после этого пути назад уже не будет?

– Совершенно верно, – кивнул камергер. – И ничего уже нельзя будет изменить, повернуть вспять. Но знали бы вы, сколько приобретаете…

Ольга медленно подняла руку, и шар опустился ей на ладонь – не особенно и тяжелый, полегче бильярдного, чуточку прохладный. Показалось, что искры помаленьку перетекают с поверхности шара на ее ладонь – и Ольга, размахнувшись, что было силы швырнула его об стену.

Он ударился о грубый бугристый камень и рассеялся. Осколки не разлетелись, а перемигиваясь багровыми искорками, сползли по стене на пол, слились в толстую лужицу, которая тотчас начала испаряться. Запахло чем-то незнакомым, резким.

– И совершенно напрасно, – процедил камергер сквозь зубы. – Он не имел принципиального значения, таких много, как чернильниц и рюмок… Гей!

Из распахнутой двери выскочили два бородатых мужика столь же устрашающей комплекции, как и Степан, в мгновенье ока схватили Ольгу и, безжалостно выворачивая руки, потащили из камеры так быстро, что ее ноги оторвались от земли.

Глава девятая

Пыточная

Они оказались в широком коридоре, выложенном тем же бугристым камнем. Ольгу проволокли в его конец, втолкнули в подобную же дверь, и она оказалась в подвале, как две капли воды похожем на ее темницу. Разве что медведя на цепи тут не было. Гроздья зеленых шаров усеивали сводчатый потолок, посреди подземелья стоял низкий стол из толстенных плах, а в углу жарко пылал огонь в металлическом ящике, и Степан – на сей раз голый по пояс, в кожаном фартуке – длинными клещами переворачивал звенящие железки, раскаленные докрасна. Граф Биллевич сидел неподалеку в совершенно неуместном здесь мягком кресле, обитом сиреневой штофной материей в золотой цветочек, и безмятежно курил сигару. Ровно столько Ольга успела рассмотреть, а потом два звероподобных мужика содрали с нее дерюгу, обнаженную швырнули на стол, закинули руки за голову, в два счета привязали запястья и лодыжки к ввинченным в потемневшие плахи железным кольцам.

– Считаю своим долгом дать разъяснения, – безмятежным голосом произнес остановившийся над ней камергер. – И эта, выражаясь откровенно, пыточная нам досталась в наследство от затейника-продавца. Собственно, мы ее даже облагородили, оставили только те безделушки, с которыми сейчас возится Степан, зато вынесли отсюда два громадных ящика всевозможных жутких приспособлений, способных ужаснуть современного цивилизованного человека. Да и кости отсюда велели убрать, и из вашей… комнаты тоже. Прежний хозяин был неряшлив и оставил в подземельях столько костяков…

– Остается надеяться, что и ваши отсюда когда-нибудь выметут, – сказала Ольга, невольно ежась под его взглядом, циничным и злым.

– Упорствует наша белоснежная лилия, я так понимаю? – спросил граф.

– К сожалению, – пожал плечами камергер. – Степан, будь так любезен…

Тяжелые шаги приблизились, и Ольга увидела вставшего над ней Степана, крепко зажавшего клещами полосу раскаленного железа, уже не красную, а молочно-белую, пульсирующую внутренним жаром, ослепительно рдевшую.

Она дернулась, но пошевелиться не смогла. Огненная полоса медленно проплыла над ее животом, грудью, лицом, Ольга зажмурилась на миг, потом волна жара накатилась снова. Ольга отчаянно пыталась отдернуть голову, насколько удавалось – и над самым ухом послышался короткий треск, противно запахло жжеными волосами…

Раскаленное железо вновь пустилось в причудливые странствия над ее обнаженным телом, не опускаясь слишком низко, обдавая жарким теплом. Ольга закусила губы и заставила себя лежать неподвижно. Запах обожженных волос ударил в ноздри.

– Зря все это, барин, – прогудел Степан. – Тут надо или всерьез, или вообще не надо, какой толк баловать…

– Замолчи, болван! – прямо-таки взвизгнул камергер, определенно выведенный из равновесия. – Твоего мнения никто не спрашивает, орясина дурная…

– Друг мой, – сказал граф не без затаенной иронии, – если мне позволено будет вмешаться… Я нахожу, что наш верный Степан, при всей его примитивности, проявляет гораздо более здравый подход к нашей… сложности. Уж не посетуйте… К чему эта дурная театральность? Нравится нам или нет, но девчонка строптива, не глупа и вовсе не труслива. Посмотрите, как сверкает глазками…