Наказание за любовь - Сандему Маргит

Ее охватила глубокая печаль — она ощущала его изможденное тело и знала, что дни его сочтены.

— Ты не должен, Ян, не надо, — рыдала она. Он правильно понял ее. Он очень хорошо знал, о чем она.

— Забудь об этом, Тува! Забудь об этом сейчас! Ради меня!

— Хорошо, я больше не буду об этом, обещаю! Она провела руками вдоль его бедер и ужаснулась: настолько тощими они были.

— Ян, ну неужели ты думаешь, что сможешь? Может, тебе лучше лечь? А я…

Он положил палец ей на губы.

— Позволь мне, по крайней мере, попытаться!

А поскольку она уже возбудилась настолько, что дрожала от желания, то смогла только кивнуть.

Широко раскрыв глаза, она смотрела, как он ложится на нее, она вновь обхватила его руками и дала ему войти в себя. Она уже не притворялась, она чувствовала, что они — одно целое, знала, что ему не может быть неприятна ее преданность. Тува была преисполнена почти религиозного благоговения. Все, что было между ними, ощущалось, как таинство.

Она заметила, что у него вот-вот получится. Прикосновения к ее разгоряченному телу вызывали в ней вибрирующую волну сладострастия, и она изо всех сил старалась лежать смирно.

— Буду очень осторожен, — прошептал он. — И ради тебя, и ради себя.

— Да. Я думаю, я… слишком люблю тебя, Ян!

Он снова поцеловал ее.

— Я тоже тебя ужасно люблю, маленькая Тува.

И наконец он прорвал ее девственную плеву. Тува, заранее закусившая губу, чтобы выдержать боль, обнаружила, что все оказалось не так больно, как она опасалась. Она была готова принять его в себя. Больше всего ее беспокоило, что он может не выдержать напряжения. Если он сейчас начнет кашлять, это будет катастрофа. Это уничтожит все. Ведь хотя они и уверяли друг друга в том, что очень друг другу нравятся, все равно они оставались чужими — потому что хотя они и занимались любовью, между ними еще не было любви.

Но потом Тува позабыла обо всем, она наслаждалась моментом и чувствовала, что Ян тоже всецело поглощен им, теперь они были во власти примитивных инстинктов и лихорадочно стремились утолить похоть.

Потом на несколько секунд наступила тишина — и вот тут-то раздался кашель. Это было просто ужасно, и Тува сначала по-настоящему испугалась. Она прижимала его к себе изо всех сил, утешала, стремилась ободрить.

В конце концов приступ кончился — на этот раз. Они тихо лежали в объятиях друг друга.

— Да уж, не так бы я должен был это кончить, — прошептал он, задыхаясь. — Я хотел бы выразить тебе всю мою нежность и благодарность за те прекрасные мгновенья, что ты мне подарила. Но…

— Я знаю, Ян. Но мы все равно смогли! У нас получилось!

— Да, получилось. Честно говоря, не ожидал. Благодаря тебе все прошло так, как надо.

— Благодаря мне?

— Знаешь, ты была весьма соблазнительна.

Она с жадностью впитывала эти слова, долго лежала и снова повторяла их про себя. Потом тихо произнесла:

— Если будут какие-то последствия…

— Не надо об этом думать!

— Ладно. Но если все же… Если это будет мальчик, я назову его Ян.

— Спасибо!

— А если девочка… Как звали твою мать?

— Минна. Нет, лучше, как твою мать! Как ее имя?

— Винни. На самом деле Лавиния. Но сейчас ее никто так не называет. Хотя Минна и Винни на самом деле довольно похожи. Мы найдем что-то среднее.

— Мы? — безжизненным голосом спросил он.

Тогда она привлекла его к себе и сжала его в объятиях. Они долго не могли вымолвить ни слова. Тува боролась со слезами.

— Во всяком случае, мы сделали все, что могли, — удрученно сказал он.

— Мы очень старались, — вторила она.

Ночь уже почти прошла. В комнату просачивался утренний свет, делая все серым. Бездушные гравюрки на стенах были уже хорошо видны.

— Все равно еще рано, — сказал Ян. — Надо немного поспать.

— Да, ты прав! Завтра может быть тяжелый день. И я знаю Марко. Он просто невозможный жаворонок, ему непременно надо вставать рано. А сейчас у него к тому же и повод есть.

Ян приподнялся на локте и взглянул на нее. Он бережно убрал прядь волос с ее лба.

— Еще раз спасибо, маленькая, удивительная девочка, — прошептал он. — Спасибо за то, что именно тебя встретил я в эти трудные дни!

Ничего более прекрасного он и не мог бы сказать Туве, ведь она получала в жизни так много ударов и, как правило, била в ответ. А теперь ей казалось, что на нее снисходит бесконечный покой и счастье.