Слово воина - Прозоров Александр

Путь по Лыповой горе занял еще около получасу, после чего тракт опять нырнул вниз, к голодным комарам, сырой прохладе и чавкающим лужам. Солнце медленно двигалось к закату, и у Середина появилось нехорошее ощущение, что ночевать им придется где-то здесь, во влажном мху, между гнилыми топями.

Часа через два Глеб Микитич остановился, слез с коня. Оба его воина спрыгнули следом, скинули шапки. Олег запоздало заметил, что среди ветвей орешника возвышается очередной столб с человеческим лицом, и тоже торопливо спешился.

— Простри, Даждьбог, над нами руку свою, — отчетливо прошептал купец, — сделай наш путь быстрым и легким. Отведи опасности, одари милостью.

Толстяк в очередной раз отлил на землю из своего бурдюка, потом немного отхлебнул от него сам, заткнул отверстие, низко поклонился и направился обратно к коню:

— Вот и россох, ведун Олег. Дорога на Устюг, — махнул он в сторону проселка, отходящего под темные ели от главного тракта. — Теперича нам иного пути нет.

Скакали они до самых глубоких сумерек, пока не выбрались на небольшой, поросший редкими березами, взгорок у вытянутого лесного озерца. Торопливо, пока не наступила полная темнота, расседлали коней, отвели их к воде, а затем, спутав ноги, оставили на поляне, усыпанной алыми точечками земляники. Рыжий воин достал из своей котомки бурдюк, немного отпил, протянул товарищу, сам начал выкладывать румяные печеные пироги. Кареглазый протянул кожаную флягу Олегу, и тот с наслаждением припал к пахнущему хлебом, чуть кислому квасу. Затем они разделили пироги с рыбой каждому по два…

И вот тут Середин почувствовал, как крестик у запястья начал потихоньку пульсировать теплом. Он приподнялся, закрутил головой — но никого, естественно, не увидел. Коли нечисть захотела бы, чтобы ее разглядели — уже бы напала. Олег торопливо выстрелил глазами на ветки — крикс нет; на озеро — никакого движения; в сторону зарослей малины за березами — тоже все тихо. Крест между тем продолжал слать сигнал опасности.

— Ты чего, ведун, сыт, что ли? — плотоядно облизнулся рыжий воин, и Середин торопливо вернулся к еде: с такими сотоварищами только зазевайся!

Оставив немного пирога и соорудив из листа травы маленькую чашечку, Глеб Микитич отнес подношение к малиннику, после чего вернулся, достал из своей чересседельной сумки темную медвежью шкуру, кинул ее на траву, завернулся с головой, и вскоре все услышали его мерное посапывание. Воины начали укладываться на потники.

— Э-э, ребята, вы чего? — забеспокоился Середин. — Может, хоть огонь разведем, дежурного оставим? А ну, медведь забредет?

— Не боись, ведун, — сонно посоветовал рыжий бородач. — Место спокойное, прикормленное. Спи.

— Ква, — подвел неутешительный итог диалогу Олег. — Пожалуй, даже тройное.

Над лесом стремительно сгущалась тьма, поскольку даже на полумесяц, дававший хоть какой-то свет, накатилась туча — черная, как совесть олигарха, и обширная, как его банковский счет. У озера заквакали лягушки. У запястья бился теплым пульсом освященный в Князь-Владимирском соборе крест. Хотелось спать — и вовсе не хотелось дежурить одному за всех.

Середин нащупал последний потник, развернул, лег. Покрутился, жалея, что не догадался купить плащ, которым сейчас было бы так приятно укрыться. Не для тепла — для хоть какого-то уюта.

Руку опять обожгло, и ведун настороженно вскинул голову. Прислушался… Нет, вроде тихо. Опять лег, повернулся на другой бок. Прислушался.

— Спи. Все хорошо… — Олег увидел прямо над собой девичье лицо с зелеными глазами, ощутил на щеке прикосновение длинных волос.

— Берегиня… — прошептал он, чувствуя, как на душу нисходит странное, всепоглощающее спокойствие и блаженство, и окончательно провалился в мир дремы.

* * *

Утром он проснулся от громкого плеска и оглушительного хохота. Оказывается, несколько косуль, не ожидавших, что возле водопоя обнаружатся непрошеные гости, прибрели к озерцу и теперь во весь опор улепетывали от рыжего воина по мелководью. Его кареглазый товарищ уже расстелил полотенце и выкладывал на него пироги.

— Очнулся, ведун? Спишь, словно тебя баюкал кто-то на ночь. Давай, перекусывай. Сейчас Глеб Микитич вернется, и поедем.

Олег подумал, отломил кусочек белого рыхлого теста, отошел к малиннику, положил на траву, низко поклонился:

— Спасибо тебе, берегиня.