Приют героев - Олди Генри Лайон

Конрад старательно хранил вежливую невозмутимость. Хотя беседа с этой дамой – удовольствие из сомнительных. А обращаться к старухе и вовсе не хотелось. Увы, жизнь соткана не из одних радостей.

– Что скажете вы, сударыня?

– Что скажу, что скажу!.. Нельзя перед походом новьё покупать. Примета дурная. Говорила Лайзочке! – старуха всхлипнула басом. – Ненадеванное у ней всё, вот что я вам скажу!..

Барон не считал себя знатоком женских туалетов, но отличить новую вещь от ношеной был в состоянии. Он хорошо помнил, что в гардеробе Лайзы Вертенны имелись отнюдь не только новые вещи. Тем не менее, уличать Аглаю Вертенну во лжи, случайной или намеренной, раздумал. Во избежание скандала.

– Примите мои благодарности. За добровольную помощь следствию.

– А я?!

Про рыжего детину Конрад, признаться, успел забыть – и, как выяснилось, напрасно.

– Слышь, светлость… А как же я?! Я помочь хочу! Вдруг из Агнешкиных тряпок чего поперли? Я глазастый! Ты не молчи, светлость, а? Ты ключ давай…

Обиженный хомолюпус вышел на охоту. Теперь не отстанет. Порывшись в кармане, барон отыскал нужный ключ и швырнул его Кошу.

– Белая сторона, шестой номер. Дверь не перепутай, глазастый!

Следующие пять минут они провели в молчании.

Это время обер-квизитор потратил, размышляя о письме, спрятанном за обшлагом рукава. Получалось, что в отсутствие барона кто-то проник в его покои и оставил там письмо. Замки, как Конрад успел убедиться, в гостинице хлипкие. Впрочем, неизвестный мог и через окошко влезть. Осведомленность доброжелателя потрясала:

«…опрометчиво вступил в пресловутый Орден Зари, встав на путь трагической гибели. Однако Вам, как близкому родственнику погибшего…»

Таинственный гость знал, что квесторы погибли. Не ранены, похищены, пропали без вести – погибли. Если исключить версию, что письмо подброшено сообщником ночных злоумышленников, что остается? Автор письма в курсе содержимого шара-обсервера. Значит, маг. "…с шара снята копия; определить личность снимавшего доступными мне методами не представляется возможным."Хотя… Он мог получить закрытые сведенья и другим, более прозаическим способом. От информированных лиц. От вигиллы или от высокопоставленных особ, проводящих досуг в термах прокуратора Цимбала.

Смутная тень незнакомца возникла в воображении. Мягким, кошачьим шагом прошлась из угла в угол, заложив руки за спину.

Месроп Сэркис, председатель Тихого Трибунала?

Тень попыталась слиться с фигурой голого толстяка, сидящего на бортике бассейна. Получилось плохо, чтобы не сказать – никак.

Вильгельм Цимбал?

Результат совмещения снова не удовлетворил.

Его величество?

Тень поспешила ретироваться, забившись в чулан сознания.

Гувальд Мотлох? Рудольф Штернблад? Генриэтта?

Тень молча пряталась в чулане.

Кто ты, доброжелатель, умеющий снимать копии с магических шаров и считывать остаточные эманации ауры? Хозяин гостиницы? Любвеобильная повариха? Стряпчий? Кто-то из соседей? Из приехавших родичей? Мистрис Мария Форзац?.. Нет, мать Кристофера приехала позже… Уличный крысюк Феликс Шахрай?

Маска, откройся!

Ты рядом. За спиной.

Я чувствую твое дыхание.

* * *

И вдруг, судари мои, как и положено в балладах, случилась катавасия.

Слово «катавасия» означает на малабрийском «схождение». Если угодно, символическое схождение Запада и Востока, которым в остальных случаях не сойтись никак. На вечерних службах в храмах Вечного Странника так назывался припев, исполняемый двумя хорами одновременно. Трубадуры на турнирах в свою очередь не брезговали катавасией, разворачивая припевы в многолосье. А поскольку в самой чудесной компании один бездарен, другой не в голосе, третьему дракон на ухо наступил, четвертый пьян, как сапожник, пятый задумался о бабах…

Вот и творилась катавасия.

Оратория невпопад.

«Приют героев» был зданием солидным, а Черная зала – далека от места развернувшихся событий. В смысле идеалов можно сказать: абсолютно далека. Но голос первого солиста, пронзительный фальцет, вступив мощным крещендо со второго этажа Белой половины, барон узнал безошибочно.

– Откройте! Немедленно откройте! Грабеж средь бела дня, статья… параграф!..

Стряпчий Тэрц стоял на посту.

Второй голос, утробный бас, подхвативший вступление Тэрца, опознать не удалось.

– И-э-э-эх! Х-хы-ы!

Зато он прозвучал в сопровождении оркестра: грохот и треск. По аранжировке увертюры оставалось предположить, что в финале хозяину отеля придется оплатить починку лишней двери. Кстати, вот и наш друг: стенания Трепчика-младшего пошли из холла по коридорам и лестницам волной скорбного вибрато.