Ричард Длинные Руки – майордом - Орловский Гай Юлий

– Когда очень голодна, – ответила она послушно, – и еще надо, чтобы жертва была совсем рядом. Чтобы я слышала движение крови в артериях. Тогда во мне поднимается некая безумящая волна, что-то меняется, я все вижу иначе…

Она виновато замолчала, но я не стал обличать, как пособницу Сатаны, что сделано, то сделано, у меня тоже в особых случаях, когда послушная самка рядом, начинается усиленное движение крови в артериях и в других местах. И тоже… да, некая волна, всплеск гормонов и все такое. Может быть, даже зубы вырастают хоть на миллиметр, но как-то не до измерений было.

Я все еще таращил на нее глаза и морщил лоб в безуспешных попытках решить сложную задачу, она сидела тихо и смотрела на меня послушно и покорно.

– Где же тебя применить, – размышлял я вслух, – где же…

– Мой господин, – произнесла она нерешительно, – но ты воюешь… Я могу пить кровь животных, но могу и твоих противников… Их же все равно убиваете!

– Это идея, – сказал я обрадованно, потом что-то заскребло в том месте, где душа, хотя я так и не понял, где заскребло. Только ощутил этот скреб, сказал уже другим тоном: – Хорошая идея, рациональная… только мы не совсем рациональные. Одно дело убить мечом, копьем, топором или палицей… да хоть стрелой, хоть камнем – чем только не убиваем друг друга! – но вот послать на человека вампира… гм… в этом что-то нечестное. Сам не понимаю, почему честнее хряснуть топором по темечку, чтобы мозги по стенам, а вот дать вампиру перегрызть глотку…

Она сказала жалобно:

– Когда мы перегрызаем, жертва обычно даже не чувствует! Не то что вы, когда убиваете…

– Гм…

– Наши жертвы счастливы!

– Ага, – сказал я нервно, – особенно во время вязки… Ты ко мне с такими предложениями не вздумай. В смысле, насчет койтуса, а то я заранее… дам сдачи. Нет, пусть лучше мрет в жутких муках, но это узаконенные муки, так можно, а вот вампиру отдать на питание – нельзя. Воронью можно, но уже после боя. Даже в боевых условиях вампиру нельзя… хотя, кто знает, может быть, в особых случаях, в диверсионных группах? Там правила помягче…

Она спросила с надеждой:

– Что такое – диверсионных?

Я отмахнулся.

– Забудь. Ты слишком красивая.

Она посмотрела с вопросом в больших прекрасных глазах.

– Правда?

– Ты знаешь, – уличил я.

– Все равно приятно слышать, – произнесла она слабо и виновато улыбнулась. – Но я сама очень хочу быть полезной, правда. Хотя без моих снадобий…

– Забудь, – прервал я. – Никогда их не получишь! А что ты могла с ними?

Она вздохнула.

– Превращаться, подзывать и укрощать дракона, насылать дождь, усыплять целые стаи зверей…

– Ого, – сказал я с уважением. – Это круто! Особенно вызывать и подчинять дракона.

Она покачала головой.

– Как раз это мне нужно меньше всего.

– Почему?

Она посмотрела с некоторым удивлением.

– Летаю и сама…

– Ах да, – сказал я с досадой. – Не сообразил! Рожденный ползать… А какой груз поднимешь?

В моем голосе явно прозвучала заинтересованность. Боудика ответила тут же с готовностью:

– Мой лорд, я легко могу вас поднять в полном вооружении и перенести, скажем, через лес или горы.

– Да это мне вроде бы не нужно, – пробормотал я, – хотя… кто знает… Во всяком случае, запомним. Помимо тебя, вампирши… или вампирицы, как точнее?.. еще есть нечеловеки в этой области? Или в соседних?

Она сказала тихо:

– Вампиры – тоже люди, хоть мы и другие. Эльфы вообще-то тоже люди, даже тролли… Здесь помимо дневного мира есть и ночной… нет-нет, я не о совах, что днем спят. О ночных эльфах слыхали?

– Нет, – ответил я настороженно. – Вообще-то я больше специалист по светлым, темным, высоким и лесным. А в Вангарде я даже сам пробовал поэльфить и даже полуэльфить, но не понравилось… А что они делают по ночам? За кого воюют?

– Просто живут, – ответила она. – Робкие пугливые создания. Всегда прячутся, уходят с дороги людей. Когда-то были хозяевами…

Я спросил быстро:

– Посмотреть их можем? У меня, понимаешь, такая причуда: жажду знать, что было здесь раньше. Как будто и не рыцарь, даже стыдно местами.

Она сказала обрадованно:

– Я сама ночная, потому показать могу. Как только вы будете готовы, господин.

– Это далеко?

– У меня есть любимое место на реке, – проговорила она нерешительно. – Я там обычно купалась, и они от меня не прятались.

– Предлагаешь взглянуть?

Она тихо улыбнулась.

– Если изволите, господин.

– Изволю, – согласился я. – Даже соизволю. На сегодня все важные дела закончены, а мелочи еще сто лет разгребать, и все равно не разгрести.

Она двигалась медленно и неторопливо, то ли потому что такой у нее обмен веществ, то ли чтобы не пугать меня, и без того взведенного, как тетива лука. Я шел сбоку и чуть позади, показывая всем видом, что не верю ни единому ее слову, а если рыпнется, убью на месте.

У двери из своих крохотных покоев она остановилась, на лице страх, подняла на меня взгляд настолько темных глаз, что я не могу увидеть зрачки.

– Боюсь.

Я сказал успокаивающе:

– Думаю, все ушли.

– А если нет?

– Ты под моей защитой.

Я сам открыл дверь, в зале в самом деле пусто, Боудика охнула и остановилась на пороге. Руки взметнулись ко рту, она зажала ладонью рот, глаза расширились. Взгляд ее был прикован не столько к трупу огра, это я снова засмотрелся на сверхгиганта, а к разломанным орудиям труда и волшебства.

– Все… уничтожено…

– Культура наступает, – заверил я.

Она взглянула на меня быстро и пугливо, но смолчала, только опустила голову, пряча слезы.

Я сказал нервно:

– Был бой, что ты хочешь?.. Такова селяви. Мы живы и то хорошо.

Она судорожно вздохнула.

– Да… но зачем было все рушить?

– Вражеский потенциал нужно ослабить, – сказал я сурово, – таков закон войны. Да и вообще… всей жизни. А если можно разрушить вовсе – совсем хорошо. Пойдем, здесь уже делать нечего. Утром придут и сожгут все, что еще не сгорело. Ты жива – это главное.

Она дала взять себя за руку, я ощутил, что ей сразу стало легче, выпрямилась и даже пошла в сторону выхода, не оглядываясь, брови сдвинуты, взгляд устремлен вперед, у меня внутри тревожно екнуло.

Двое кнехтов все так же сидят по обе стороны, один точит меч, второй разбивает камни обухом топора и скармливает Зайчику. Все трое повернули головы, руки стражей дернулись к оружию.

Я сказал успокаивающе:

– Тихо, тихо. Это свой. Своя, то исть.

Один из стражей переспросил угрюмо, рука его сжимала эфес меча:

– Это что… из самой дальней комнаты?

– Да, – ответил я бодро. – Правда, здорово?

Он и второй тоже смотрели обалдевшими глазами, стараясь понять, что же здесь такого здорового. Боудика не двигалась и почти не дышала. Я сделал величественный жест в глубину грота.