Смертный грех - Сандему Маргит

— Нет. Это трагедия. Для меня. Другие думают просто, что я успокоилась. Или же…

— Или что?

— Ты помнишь, я говорила тебе о ведьме Суль? У нее была дочь Суннива. Суль не любила этого ребенка. Она чувствовала к нему лишь нежность, потому что она ненавидела отца этого ребенка.

— Разве ты ненавидишь священника?

— Нет. Мне просто жаль его. А жалеть, это почти так же плохо, как и испытывать ненависть.

Некоторое время они лежали молча.

— Почему ты не можешь заснуть?

— О, это легко понять.

— Да, глупый вопрос. Александр, твоя сестра рассказала мне о твоем детстве.

Он отвернулся.

— И что же она тебе наговорила?

— Значит, ты все-таки помнишь?

— Разумеется, помню.

Сесилия обиделась.

— А мне ты говорил, что…

— Дорогая Сесилия, я тебе не лгал. Это получилось непреднамеренно. Ты подумала, что я все забыл, да?

— Да, я так подумала.

— Но это не так. Я все помню, все то ужасное, что было — но все это должно быть забыто. Ничего такого со мной не было. Понимаешь?

— Да, но с чисто практической точки зрения…

— Поэтому я и сказал, что ничего не помню, — перебил он ее.

Сесилия некоторое время молчала.

— А теперь, когда я знаю все?

— Ты знаешь версию Урсулы, а не мою. Сесилия опять замолчала, потом сделала новую попытку.

— Тебе не кажется, что я имею право выслушать и твою версию?

— Зачем тебе это нужно?

— Чтобы понять.

— Сесилия, ты носишься с идиотской теорией, согласно которой я могу измениться. Выбрось это из головы, этого никогда не будет. И, кстати, какое это теперь имеет значение?

— Не будь таким злым, Александр! Хорошо, я скажу тебе: я хочу услышать об этом, потому что ты интересуешь меня. Как человек. В твоей жизни так много белых пятен.

— Тогда позволь мне оставаться слегка таинственным!

— Слегка таинственным? Александр, я думаю, что ты с самого начала был нормальным. Но потом ты слишком часто стал наведываться в жуткий кабинет твоего отца. Тебе нравилось смотреть на голых женщин, и это любопытство было естественным для мальчика. Так что…

— Нет, нет, — перебил он ее. — Ты совершенно не права. Они мне совершенно не нравились.

— Но тогда зачем ты ходил туда?

— Потому что моя мать сама посылала меня туда! Она кричала и предупреждала: «Взгляни на эти противоестественные изображения! Держись подальше от всех женщин, мой мальчик, оставайся дома, с мамой! Никогда, никогда не покидай свою мать, Александр!»

— Так значит, это твоя мать толкнула тебя на извращенную половую жизнь?

— Нет, Сесилия, все гораздо сложнее. Ты не должна пытаться делать из этого какое-то душевное расследование.

— Но тем самым ты признаешь, что не родился таким?

— Как можно знать, что такое половая жизнь, когда тебе всего шесть лет? Об этом можно знать лишь с чужих слов.

— Да, ты прав. Но все-таки, как все произошло? Где вкралась ошибка?

— А была ли вообще ошибка? Разве ты не можешь принимать меня таким, как я есть?

— Я хочу знать, что произошло.

— Ах, все это так запутанно, я не помню подробностей. Лишь какие-то обрывки.

— Пусть это будут обрывки.

— Никогда не встречал таких настойчивых людей!

Сесилия ждала. У нее была крохотная надежда.

Ведь он все еще продолжал держать ее руку. Наконец он сказал:

— Помню только страх моей матери оказаться брошенной. И я могу понять ее: она потеряла всех своих детей, а отец совершенно не заботился о ней.

— Не заботился?

— Нет, видишь ли, однажды, когда мать послала меня в комнату с картинами, чтобы я почувствовал отвращение ко всему, что связано с женщинами, то… Да, отец был там. Раздетый. С двумя голыми женщинами. Вот тогда-то он и решил выпороть меня.

— Значит, твоя мать не знала, что они там?

— Это мне неизвестно. Возможно, она посылала меня туда, зная об этом, а может быть, она ни о чем и не подозревала. Это не сыграло никакой роли в моей несчастной судьбе.

— Да, конечно. И ты получил десять палочных ударов?

— Нет.

— Выходит, я права? А как вел себя слуга, которому поручили выпороть тебя?

— Мне не ясен ход твоих мыслей. Он обещал, что не будет меня бить, если… я окажу ему одну услугу.