Пересмешник - Пехов Алексей Юрьевич

– Для меня станет истинным удовольствием довезти вас до дома, чэра, – сказал я, подавая зеленоглазой девушке руку.

– Благодарю, – просто ответила она.

Наша поездка сквозь ночь стала сама по себе интересной историей. Чэра эр’Рашэ для своих восемнадцати лет оказалась достаточно умна, чтобы не говорить глупости. К тому же она неплохо разбиралась в книгах и театре. Оценки, которые она давала некоторым произведениям, были ироничны и очень точны. Кроме того, девушка умела слушать других, а это в наше время несомненное достоинство.

Несколько раз она смеялась моим шуткам, но глаза у нее оставались грустными и встревоженными. Было видно, что хоть она и поддерживает беседу, но ее беспокоят какие-то проблемы.

Дом чэры располагался на северо-востоке Небес, в трех кварталах от набережной, с которой открывался вид на Скалу – маленький каменный островок в проливе, где у пиклей была одна из их лабораторий, закрученная спиралью башня, вокруг которой и днем и ночью летали шаровые молнии. Над островом постоянно случались сильные грозы, эдакое локальное стихийное бедствие, но никто особо не жаловался, разумеется, исключая студенческие команды по академической и индивидуальной гребле, проводящие в Канале Мечты отборочные туры.

Особняк Алисии на улице Желтых топазов оказался старым зданием начала прошлого века. Серая каменная глыба высилась среди серебристых, уже голых рябин. Светилось лишь маленькое окошко под самой крышей.

Она заметила мой взгляд, когда я помогал ей выйти из коляски и, запахнув накинутую на обнаженные плечи теплую шаль, пояснила:

– Мою старую экономку, как всегда, мучает бессонница.

– Большой дом, – мы подошли к воротам.

– С тех пор, как отца не стало, здесь мало кто бывает. Слуг я почти не держу, и особняк приходит в запустение.

– Соболезную вашей утрате. Надеюсь, его огонь будет гореть вечно.

Она грустно улыбнулась и взялась рукой за один из прутьев калитки:

– Мой отец был человеком, чэр.

Со времен Всеединого среди лучэров все так перепуталось, что даже мы не всегда можем узнать полукровок. Таких, как Алисия или я. Алые и янтарные глаза – старая кровь, истинные лучэры, имеющие Облики и Атрибуты, но и те, у кого глаза серые и индиго, не обязательно имеют в своей родословной человеческих предков. О том, что лучэр был в связи с человеком, говорят лишь черные глаза, а с нами, средними, как называют тех, у кого глаза цвета пепла, синей сливы или изумрудной зелени – вечная путаница.

Пойди разберись. Особенно с первого раза.

– Это не важно. Как говорили мои предки – огонь горит в независимости от того, кто ты – лучэр, человек или мяурр. Ведь пламя не над надгробной плитой, а в сердце.

– Спасибо, – сказала она.

– За что, любезная чэра?

– За ваши слова. Вы хороший чэр. Я бы не хотела, чтобы вас убили на глупой дуэли.

– Этого не случится, – уверил я ее, хотя сам такой уверенности не ощущал.

Возможно, иногда я становлюсь легкомысленным, но вполне осознаю угрозу. Если неизбежное все-таки произойдет, то капитан – не клерк и не кочегар с парохода. Он знает, с какой стороны следует заряжать пистолет.

Она заглянула мне в глаза и с удивлением сказала:

– Это правда, то, что о вас говорят.

– И что же?

– Вы не боитесь умереть.

Я невесело рассмеялся:

– Все боятся умереть, чэра. Даже те, кто уже мертв. Любое разумное существо должно любить и ценить жизнь, иначе оно перестает быть разумным.

– Я буду волноваться за вас.

– Польщен. Обещаю вам, что сделаю все возможное, чтобы избежать неприятностей. Надеюсь, это не последняя наша встреча.

– И я надеюсь, – она протянула руку для поцелуя. – Доброй ночи, чэр эр’Картиа.

– Доброй ночи чэра эр’Рашэ.

Я смотрел, как она идет по каменной дорожке к двери, отпирает ее ключом и, бросив на меня последний взгляд, скрывается в доме.

– Ну, а теперь мог бы мне кто-нибудь объяснить, что за тьма здесь происходит, и о какой дуэли вы говорили?! – раздался ядовитый голос Стэфана.

– Ты не бережешь свои ноги. Шататься пешком, когда коляска Катарины была в твоем распоряжении – глупость. Шататься пешком ночью – еще большая глупость. Шататься, когда все ловят этого убийцу – просто идиотизм.

– Еще замечания будут? – с живым интересом спросил я, прикидывая про себя, сколько примерно осталось идти до улицы, с которой я могу повернуть в сторону кладбища Невинных душ.

С догадками были большие проблемы, видимость тоже была плохой, и приходилось лишь надеяться, что я не пропустил нужный поворот – эта часть Олла изменилась до неузнаваемости. Высокие дома, бесчисленное количество переулков и лестниц ведущих то вверх, то вниз. Местность возле моря была почти такой же неровной, как в Каскадах и Холмах.