Пересмешник - Пехов Алексей Юрьевич

– Разница в том, что в голове не остается ничего запрещенного, – усмехнулся он. – Так что никакой волшебник и никакая лампа чтения тропаелл не выудит из моей памяти ничего ценного. Это огромный и несравнимый плюс по сравнению с банальным штрафом.

– Кстати говоря, всего пару дней назад я уже имел счастье читать на старом языке моих предков, – произнес я и рассказал ему историю о Ночном Мяснике.

Данте слушал, забыв о завтраке, задумчиво щуря алые глаза и то и дело кивая. Наконец, он сказал:

– Выходит, этот несчастный ублюдок, не только любит кровь, но и старые языки. Интересно. В Скваген-жольце об этом, разумеется, уже знают, а значит, его ищут.

– Что-то не вижу, чтобы они хоть немного продвинулись, – сказал я, спускаясь вместе с ним по широкой, украшенной мифическими грифонами лестнице. – Кто, кстати говоря, сейчас владеет каноническим языком Всеединого?

– Их гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Я и Стэфан – тому примером. Как тебе старина Данте на роль Ночного Мясника? – рассмеялся он.

– Пока ты принимаешь лекарство, я за тебя спокоен. К тому же почти все лучэры старой крови умеют на нем читать. Вряд ли жандармы начнут беспокоить высочайших чиновников, уважаемых граждан и благороднейших из благородных Рапгара, – не согласился я.

Труп мертвеца лежал там же, где и раньше. Ни Зефир, ни Ио и пальцем не пошевелили, чтобы от него избавиться.

– До поры до времени так и будет, – на тело Данте не обратил никакого внимания. – Точнее я бы сказал, что жандармы начнут рыть и копать под всех, но с уважаемыми чэрами постараются проделать все так, чтобы они даже не заметили внимания к своим персонам. К тому же, следует проверить и другие категории граждан, знающих такой язык: историков, герольдов, архивариусов, коллекционеров, антикваров, священников, профессоров и преподавателей университетов, лингвистов, возможно студентов, ну и, наконец, просто странных людей, которые не нашли себе более интересного занятия. Как видишь, мой друг, список очень велик. Есть над чем подумать.

На крыльце тоже ничего не изменилось – амнисы без устали продолжали переругиваться, но стоило появиться Данте, как они оба заткнулись.

– Тело убрать, – негромко произнес мой друг.

– Да, хозяин, – подобострастно сказал Ио и, наперегонки с Зефиром, поспешил в дом.

– Совсем обленились, – проворчал Данте. – Надо переселить их в кольцо или курительную трубку. Тогда оценят, что такое сидеть без движения. Сегодня я угощаю.

– В честь чего? – недоуменно нахмурился я.

– В честь твоей завтрашней дуэли. Я желаю накормить свою скаковую лошадь.

– Ты тоже поставил на меня?

– Верно, Пересмешник. Верно. Букмекеры словно с цепи сорвались. Витнерс фаворит, на кону большой куш, так что я не преминул принять участие.

– И сколько?

– Сорок тысяч.

Мне хватило выдержки не споткнуться:

– Ты мне льстишь.

– Я просто умею зарабатывать деньги, мой друг.

Глава 11

Арена

– Не надо так волноваться, – укорил меня Стэфан, когда я доставал запонки для свежей рубашки.

– Я не волнуюсь, – огрызнулся я, посмотрев на свинцовое небо.

Осень в этом году была донельзя хмурой. Право, жаль.

– Можешь обманывать кого угодно, но только не нас, – сказал амнис. – Мы знаем тебя с момента твоего первого крика в этом мире. Не волнуйся. Все будет хорошо.

Анхель постаралась успокоить меня на эмоциональном уровне, но получалось у нее из рук вон плохо. Я редко становлюсь восприимчив к ее попыткам отрегулировать мое настроение.

С бабочкой пришлось повозиться чуть дольше, чем обычно. Я опаздывал и знал это, ругался про себя и на себя, что вожусь так долго, хотя встал еще до рассвета, но внешне старался оставаться спокойным. Во всяком случае, для всех, кроме двух моих самых верных слуг. Когда Стэфан вновь начал говорить мне, что все будет хорошо, я вежливо предложил ему найти себе иное занятие, заметив напоследок:

– Ты вечно забываешь, что я уже не мальчик.

– Это твоя первая дуэль. Да еще в таком месте, как Дом Чести. Совершенно естественно, что тебе немного не по себе.

– Ну, у меня не было возможности пострелять в соотечественников из-за того, что на двери моей камеры была печать Изначального огня. Она держит лучэра лучше всяких кандалов.

Я чувствовал себя как перед выпускными экзаменами в университете. Сосет под ложечкой и бросает то в жар, то в холод. Такого со мной не было ни во время объявления приговора, ни во время казни.