Невменяемый скиталец - Иванович Юрий

И многое, многое другое. В таком круговороте событий забывали о целых посёлках, а то и городах.

Именно поэтому, при окончательном закрытии полевого госпиталя возле Бурагоса, перед несколькими оставшимися на своих постах медсёстрами встала куча неразрешимых житейских проблем. Основная из которых оказалась одна: куда девать троих так и не пришедших в полное сознание пострадавших воинов. Если остальных больных и увечных как-то незаметно разобрали прибывшие родственники или сердобольные лучшие товарищи, то эти трое оказались практически бесхозными. Ничего не оставалось делать, как отправить их в дом престарелых воинов в Бурагосе.

Но тут в последний момент, один из полностью подлечившихся и готовящихся отправиться на родину пострадавших пациентов, обратился к старшей сестре с просьбой:

— Давайте я возьму десятника в свою семью? Она у меня большая и дружная, все работящие, так что и боевого товарища прокормлю. Жалко мне его, бедняга без семьи долго не протянет.

Одурманенная делами по закрытию госпиталя женщина более внимательно присмотрелась к просителю. Молодой, основные ожоги скрыты под одеждой, а несколько небольших, оставшихся на лице не слишком то его и испортили. Наоборот, расположились так удачно и без уродства, что вызывали некоторую симпатию. Именно по этим шрамам пациента опознали:

— Уракбай, а ты хорошо знал десятника?

— Конечно, мы ведь в одной сотне были и довольно неплохо друг с другом ладили. Да и тут я его часто проведывал. В последние дни я даже лично помогал его прикармливать.

Никого больше из сослуживцев и близко не было, поэтому проверить подобные слова старшая медсестра не могла, но хоть как-то попыталась выяснить степень знакомства между молодым, двадцатиоднолетним парнем и намного старшим ветераном, которому уже, судя по документам шёл пятый десяток. Она кликнула пробегавшую мимо помощницу и переспросила про обоих пациентов. Та тоже мыслями уже находилось далеко от этих мест, поэтому только и удосужилась припомнить:

— Ну да, Уракбай часто посещает Зарината. Тот вроде его чуть узнаёт и даже слушается немного.

Эта пара предложений и решила судьбу покалеченного ожогами десятника:

— Ладно, тогда бери его под свою опеку. Сейчас выпишем на тебя все сопроводительные документы.

Вот так на следующий день и появилась на дороге, ведущей к югу, парочка путников в привычном для всех ордынцев воинском обмундировании. Только теперь на одежде отсутствовали знаки отличия, и нашивки принадлежности к определённой части. А головной убор в виде бытовой чалмы сразу говорил, что это теперь списанные из армии — гражданские люди.

При демобилизации ордынским воинам никакого казённого оружия не оставляли, хотя дополнительное оружие, которое воин покупал сам, не забиралось. Так что во время пребывания в госпитале ушлый Дельфин сумел не только сохранить свой великолепный кинжал, когда-то выигранный в камни, но и выменять или выклянчить у других раненых ещё кое-какое оружие. У него теперь имелось два метательных ножа, великолепное лассо, в виде шнура тончайшего плетения, несколько чугунных шариков вместе с пращой и наибольшая гордость — Живая удавка, чаще называемая Синей Смертью. Конечно, удавка ни к коей мере не являлась живым существом, а относилась к довольно периодически встречающимся в Орде артефактам убийственного назначения. Достаточно было накинуть упругий шнур синего цвета и толщиной с палец на шею любого человека, а затем соединить концы вместе, как они продолжали и дальше соединяться самостоятельно. Да с такой силой, что удушали любого человека. Перерезать подобный артефакт было очень сложно и только удар хорошего меча мог разрубить Синюю Смерть. Разомкнуть удавку мог только тот человек, к которому она «привыкала» до того не менее двух недель. Но до конца этого срока оставалось всего несколько дней. Да и кому придёт в голову нападать на демобилизованных и изуродованных ранениями бедных воинов?

Само собой, что совершенно не соображающему Заринату ничего острого и колющего не досталось. Своё оружие он наверняка растерял вместе с кусками сожженной одежды, а новым мог порезаться, или и того хуже. Да и смотрел он теперь на любое железо с полнейшим равнодушием, недоумением и неосознанно.

Молодой парень шагал легко, разве что чуть прихрамывал на пострадавшую при гибели Титана ногу. По сторонам он смотрел часто и пристально, но характер любому встречному выказывал весёлый, общительный и дружественный. Чуть ли не с каждым обменивался приветствиями и коротким перечнем новостей, частенько упрашивал подвести идущие в попутном направлении повозки, да и вообще создавал о себе сразу мнение как о человеке добром и доступном всем радостям людского бытия.

Тогда как его напарник, более высокого и мощного телосложения, почти не реагировал на окружающую обстановку. Ни с кем не общался, шел только рядом со своим опекуном и частенько спотыкался о неровности на дороге. В таких местах приходилось его поддерживать под локоть, да ещё и настоятельно просить посматривать под ноги. А если кто из попутчиков присматривался к уродливому мужчине более внимательно, то догадывался, что перед ним явно обделённый разумом человек, уровень развития которого можно сравнить с познаниями трёхлетнего ребёнка. Да и то, ребёнка умственно неполноценного. Настолько порой странные, совсем не присущие контексту разговора вопросы мог задать этот несчастный.

К слову сказать, заметить плохое отношение Уракбая к своему подопечному никто не смог бы и при желании. Даже наедине парень и в самом деле корпел над своим попутчиком, словно над старшим родственником или отцом. Скорей всего именно поэтому лишённый разума человек инстинктивно слушался своего сопровождающего буквально во всём, и с каждым днём это послушание становилось всё более явным и беспрекословным. Чего собственно, от него и требовалось. Ну и чего, собственно и добивался его опекун.

Потому что никто и не догадывался, об основных мотивах, которые подвигли Уракбая напроситься на опекунство. Даже его бывшие сослуживцы не знали о том, что ещё полтора года назад молодой парень считался в своём родном городе Эмране одним из самых удачливых воров, плутов и мошенников. Пользуясь своим необычайным умением втираться в доверие к любому обывателю, Уракбай проворачивал настолько удачные афёры с имуществом, землями и капиталами, что уже к девятнадцати годам стал подумывать: «Средств на безбедное существование вполне хватит. Не пора ли спрыгивать на спокойную «пенсию»?

Как всегда в таких случаях поговаривают: сгубила жадность вкупе с молодецкой бесшабашностью. А может и завидующие успеху коллеги по ремеслу помогли? Как бы там ни было, но последнее дело оказалось подставой, и удачливый вор, аферист и кутила, что называется «погорел». Оказавшемуся за решёткой преступнику, грозила смертная казнь, если бы не строжайшее повеление тогдашнего Фаррати о создании усиленной, мощной армии. Нельзя сказать что новобранцев баловали в учебных частях, жертв и там хватало словно во время войны, но, по крайней мере, это был шанс отвертеться от виселицы и ушлый аферист по громкой кличке «Дельфин», без раздумий протянул руку сквозь решётку и подписал контракт у вербовщика.