Весеннее жертвоприношение - Сандему Маргит

В этот день к Снивелю пожаловал посетитель. Извне. И это внесло некоторое изменение в настроение, царившее в Гростенсхольме.

Ларсен доложил о приходе помещика Аасена. Снивель равнодушно махнул рукой, что означало: пусть входит.

Он не слышал звука подъехавшей кареты. Да он и не прислушивался.

В залу, неслышно ступая, вошел мужчина. В голове Снивеля тут же мелькнуло слабое воспоминание, но сразу же пропало. Он с трудом поднялся.

— Мы не встречались раньше? — произнес он, нахмурив брови.

— Может быть, — легко ответил Аасен. — Думаю, да. Много лет тому назад, не правда ли?

— Да, — сказал Снивель, раздумывая над этим, ибо мужчина выглядел не особо старым. А такая встреча могла состояться много лет тому назад…

Он предложил гостю сесть.

— Чему обязан такой чести?

— Я живу не очень далеко отсюда, — произнес гость и сделал отрицательный жест, когда Снивель хотел предложить ему бокал вина. — Поэтому пришел пешком. Совершаю длинную прогулку и решил обсудить с вами один проект, о котором думаю давно.

Снивель ждал. Мужчина выглядел человеком культурным и обеспеченным, хотя одет был не совсем по-современному. Но у каждого свой вкус, и после общения целыми днями с одними лишь глупыми слугами было приятно побеседовать с человеком своего круга.

— Видите гребень горы, — произнес мужчина, указывая рукой. — Он принадлежит вам. Но он вам, этот бедный горный гребень, на котором даже деревья не растут, совсем без пользы.

Снивель навострил уши. Что такое?

— Вот я и подумал, не продадите ли его мне?

Что такое? Что будет делать этот человек с выступом скалы?

— Вам не трудно объяснить зачем?

— С удовольствием. Я специалист по горному делу. Полагаю, там залежи руды.

Ага. Хо-хо! Что же за наивный парень, в открытую говорит, почему хочет купить? Что же кроется за этим? Нет, он честен по-детски.

Залежи руды, вот это да! И этот дурак ждет, что Снивель послушно продаст? Какой идиот!

— Э-э… о какой руде идет речь?

— О многих. Но прежде, думаю, — о серебре. Горная структура указывает на это.

— Серебро! Интересно, очень интересно!

Ему следует послать туда эксперта. А почему бы и самому не сходить?

Нет, слишком утомительно. Да он и не разбирается в горных породах.

— И во сколько же вы намерены оценить месторождение? — осторожно спросил он.

Аасен назвал такую огромную сумму, что Снивель даже отшатнулся. Значит запасы руды должны стоить того!

На мгновение в голове Снивеля вспыхнула мысль о компании, но он тут же отбросил ее. Снивель не таков, чтобы ни с того, ни с сего делиться с кем-то!

— Я должен сначала обдумать, — сказал он. — Не так легко продать землю, которая тебе дорога.

Необыкновенно бледный мужчина сразу поднялся.

— Я прекрасно понимаю вас. Вы разрешите навестить вас снова через несколько дней?

— Конечно, конечно.

Мысли Снивеля уже были далеко. Если его эксперт найдет, что месторождение стоит того, судья, конечно, оставит все себе. Но если окажется, что гора ничего не стоит… тогда он продаст весь этот хлам Аасену. Против такой колоссальной суммы судья устоять не в силах.

Гость попрощался. Выглядел он словно больной. Такой бледный, под глазами синяки! Наверняка легкие больны. Слишком много сидит дома взаперти. Как легко он ходит, почти не имеет веса!

Но где Снивель встречался с ним раньше? Так знакома эта спина! Да и особая, несколько ленивая походка что-то напоминала ему… Не встречал ли он Аасена здесь в уезде?

Много лет тому назад?

Тогда Снивель часто бывал в Гростенсхольмском уезде, потому что этот уезд входил в его судейский округ. И каждый раз мечтал о поместье Гростенсхольм. Оно в его вкусе, именно таким он и должен владеть.

Сейчас поместье принадлежит ему.

Мужчина ушел, и Снивель снова опустился в свое кресло.

Дом, после того как сбежали горничные и все другие слуги, стал выглядеть ужасно. Он должен прямо сказать об этом фру Мерк. Пахнет чем-то неприятным. Словно в стенах лежат мертвые мыши. Так дальше продолжаться не может!

Следующая ночь в Гростенсхольме была спокойной. Снивель лежал и слушал, ожидая прихода давящей тишины.

Но она не приходила.

Все было таким, как раньше. Открытая шуршащая тишина, с едва различимыми звуками внутри дома и вне его. Совсем, как обычно.