Весеннее жертвоприношение - Сандему Маргит

— Да. Он, видимо, ударился при падении головой о камень. Точно.

Хейке сразу сник. Держался он прямо, когда они с Вингой возвращались домой, но жизнерадостность покинула их. Она должна вылечить его, он стал каким-то потерянным, молчал. Остальные забрали мертвого. Народу следовало вернуться домой и немного прийти в себя.

— Сейчас пойдем в мою комнату, — сказала Винга в лучшем стиле медицинской сестры. — Попытаемся обмыть тебе лицо.

— Но мы же должны…

— Оглашение может подождать. Сейчас надо заняться тобой, Хейке, вид у тебя весьма не праздничный.

— Я, я…

Он закрыл лицо руками. Когда Винга подошла ближе, он страстно притянул ее к себе.

— Держи меня крепко, Винга! Скажи, что во мне есть хоть что-то хорошее!

— Много, — ответила она взволнованно и погладила его волосы.

Когда она почувствовала, что его плечи поднимаются и опускаются как во время конвульсивного плача, ей стало страшно.

— Хейке, все же кончилось хорошо!

Он беспомощно помотал головой.

— Нет, нет! Винга, я ведь не хотел убивать, не хотел! Видишь, как сопутствует мне смерть на жизненном пути?

Складывалось впечатление, что ноги не хотели держать его, и она осторожно довела его до кровати, на которую он тут же упал. Закрыв окровавленное лицо руками, он лежал на спине.

— С самого моего рождения я отмечен смертью и несчастьями, Винга. Моя мать умерла из-за меня, бедная мама, о которой я ничего не знаю, потому что Сёльве не хотел мне рассказывать о ней. Он говорил, что она ничего из себя не представляла, и я должен забыть ее. Но, несмотря на все, я обязан ей жизнью, а это что-нибудь значит. И потом смерть следовала за мной. Сёльве… много людей в Швеции…

— Да, но это были злые люди, — протестующе воскликнула Винга. — Ты борешься со злом, Хейке, и не удивительно, что вокруг тебя умирают люди!

Он только покачал головой.

Она легла и, прильнув к нему, ласково, осторожно пальцами стала гладить его израненное запачканное лицо. Времени думать о такой мелочи, как чистота, не было, ибо вопрос шел о Хейке! О его душевном спокойствии, о его будущем.

— Но ведь у тебя есть я, Хейке! Разве это ничего не значит?

Он всхлипнул испуганно:

— Да, Винга, да, ты для меня все! Ты мой путеводный огонек. Но я так боюсь за вызванный мною мир теней, потому что не настолько силен, чтобы управлять им. Это… этот последний случай! Я их не понимаю. Почему серыене убирают этих трех преступников? Почему они не пугают их первыми из всех так, чтобы они сбежали? Сохраняют их от злобы? Для того, чтобы ты, мое маленькое невинное создание, подвергалась нападениям злых людей, идя в прекрасном платье в церковь? Ты была так очаровательна, Винга, я никогда еще не видел тебя такой красивой. И это они могли уничтожить? И серыеберегут их для того, чтобы я убил одного из них, и мучился всю жизнь, потому что его смерть лежит на моей совести? Тогда серый народ наносит удар по тому, кто дал им свободу, это несправедливо!

Винга сжала его в своих объятиях, зарыла свои пальцы в его волосах, осыпала его поврежденное лицо легкими поцелуями.

— Ты не такой, Хейке, ты не можешь так думать, — прошептала она так убедительно, как могла. — Я не думаю, что серыеконтролируют события, происходящие вне Гростенсхольма. Они не могут предусмотреть этого. И ты никого не убивал, сделал это непреднамеренно Ты вынужден был защищаться, а он упал и ударился головой о камень. Кроме того, он не был хорошим человеком, о котором будет скорбеть мир.

Хейке, эта громадина с добрым сердцем, держал ее крепко в своих объятиях, словно она была его спасением.

— Винга, я как будто брожу в темном, темном царстве. Возьми меня в свою светлую страну, будь со мной, заставь меня забыть, для чего я рожден! Скажи, что я человек, как все другие!

Ее руки осторожно касались его головы, она хорошо понимала его опасения.

— Нет, ты лучше всех других, мой любимый друг, — тихо промолвила она со слезами на глазах, не думая осушать их.

— Я так боюсь теней вокруг меня. От них отдает ужасным холодом… необыкновенной тоской!

— Я здесь, с тобой. Навсегда!

Он тепло обнял ее, хотя прежде всего в тепле нуждался сам.

— Тебе не удалось побывать у пастора.

— Пастор может подождать, — неуважительно промолвила она. — Ты гораздо важнее.