Чудовище - Сандему Маргит

— Я сейчас принесу тебе ключи, — сказала она, и глаза ее сияли от сознания того, что она помогла ему.

«Эх ты, простофиля», — подумал Ульвар.

Агнета получила очень строгое воспитание. Слепое повиновение взрослым, всегда опущенный взгляд в присутствии мужчин, робость, неумение заговорить первой, чтение Библии утром и вечером, необходимость отвечать на постоянные расспросы о том, где она была…

Только в присутствии Людей Льда она чувствовала себя свободной. Она познакомилась с ними через детей — Бенедикту и Кристоффера. Поскольку девочка была необычайно рослой, не особенно красивой, мягко говоря, и вообще во многом отличалась от остальных, ей приходилось в школе трудно, и Хеннинг решил забрать ее оттуда. Они нашли ей гувернантку, и ею оказалась Агнета. Она была настолько толковой, что Кристоффера тоже забрали из школы, «чтобы составить компанию Бенедикте».

Распорядок у них был превосходный, и Агнету очень уважали на Липовой аллее, куда она ходила несколько раз в неделю. Здесь она освобождалась от того страха перед жизнью, который ей внушили строгим воспитанием, и в определенном смысле она высоко ценила Хеннинга. Но она была старше него, да и он не смотрел на нее иначе как на гувернантку. К тому же матери и отцу она обещала никогда не выходить замуж…

И вот она взяла на себя ответственность за несчастного, всеми презираемого родственника Хеннинга. Ах, она должна была сделать все для этого мальчика! Чтобы Хеннинг остался доволен ею.

Хотя иметь дело с Ульваром было ей неприятно. Но ведь не его вина в том, что он уродился таким! Она должна приложить все усилия, чтобы с честью справиться с величайшим добрым деянием в своей жизни!

Хеннинг смотрел на Агнету, вошедшую в комнату для занятий. Последнее время она стала такой нервозной. Уже целую неделю он не узнавал ее. Она стала такой… таинственной, ее глаза сияли каким-то внутренним светом. Что с ней такое?

И с какой поспешностью она уходила теперь после уроков! А ведь она раньше всегда оставалась, чтобы поболтать с детьми, что очень радовало его. Теперь же она едва успевала попрощаться.

Теперь у нее висела на плече вязаная сумка. И эта сумка была явно тяжелой, так что у нее опускалось плечо. Бенедикта, как всегда, крутилась возле нее, и Хеннинг озабоченно отметил про себя, что одиннадцатилетняя девочка почти такого же роста, как Агнета. Он очень переживал за свою дочь. Рослые женщины были тогда не в моде.

Хеннинг вел борьбу сам с собой. Однажды он уже обжегся. Его первая жена отняла у него уважение к себе. Он же старался во всем угодить ей, проявлял редкостное терпение и доброту — чего она вовсе не заслуживала — а в ответ получал лишь насмешки. Увалень, невежда и тому подобное — только это он и слышал от нее.

Вот это-то его и останавливало, когда он думал об Агнете.

Но теперь он почувствовал беспокойство. Она вся светилась изнутри, как это бывает подчас с влюбленными женщинами или же с теми, кто устремлен к какой-то возвышенной цели.

Хеннинг чувствовал, что она может ускользнуть из его рук. А этого быть не должно.

И он ходил туда-сюда по комнате битый час. Когда дети, наконец, вышли, он попросил Агнету ненадолго задержаться. Ему надо было поговорить с ней.

Она нервничала. То и дело посматривала на большие часы, висящие в гостиной между старинными портретами детей Силье.

— Я не знаю… я тороплюсь и очень занята, — сказала она, невольно трогая свою туго набитую сумку.

И Хеннинг снова заинтересовался тем, что там могло лежать. Ведь школьные учебники не занимали так много места.

— Прошу тебя, это важно, — торопливо произнес он, уже теряя самообладание.

Она кивнула, и дети вышли. Хеннинг снова пошел с ней в «школьную комнату», где им никто не мешал.

То, что она спешила куда-то, делало его крайне неуверенным в себе, и он говорил не совсем те слова, которые собирался ей сказать. Но он сказал, во всяком случае, что его дочери нужна мать — ах, какое оскорбительное объяснение в любви, это было худшее, что он мог сказать, — а потом добавил, что ему самому нужна жена. Не слишком изысканное признание, словно речь шла о бесплатной домоправительнице.

Агнета стояла, опустив глаза. На щеках ее горел румянец, подбородок и шея тоже покраснели. Она ответила не сразу.

— Спасибо, Хеннинг, но у меня есть одно предназначение…