Страх - Сандему Маргит

Но в таком случае Натаниэлю пришлось бы бороться в одиночку. Или еще у кого-то в поколении Рикарда — у Мари, Джонатана или Карины — должен был появиться такой ребенок — взамен ее ребенка.

И, возможно, ребенок, который должен родиться у нее с Рикардом, все же хотел быть рожденным? Может ли она отказать живому существу в его праве быть рожденным?

Винни знала, что ей нужен Рикард и никто другой. И если она скажет «нет», она будет сожалеть об этом всю жизнь. Да, ведь даже если она и решила бы выйти за кого-то другого, она вряд ли нашла бы кого-то. Ей нужен был только Рикард.

Поэтому выбирать было просто. Но как обстояло дело с Рикардом? И какими будут их еще не зачатые дети?

Не услышит ли она со стороны своих будущих детей упреков? Ведь кто-то из них может быть меченым…

Винни даже не подозревала о том, что подобные мысли приходили в голову всем женщинам в роду Людей Льда, независимо от того, принадлежали они роду Людей Льда или их взяли замуж со стороны. Они знали, на какой риск идут. И все-таки они рожали детей.

Собственно говоря, Винни все уже решила для себя.

Теперь оставалось дело за Рикардом.

Они вернулись в Хальден, так окончательно и не приняв решение. Им хотелось дать друг другу время, чтобы подумать, ведь речь шла сразу о трех человеческих жизнях.

Но отношения их стали более глубокими. Рикард еще ни разу не поцеловал ее, им обоим хотелось сначала проверить свои чувства.

На карту ставилось слишком много.

Сразу после возвращения в Хальден Рикард сам занялся аферой Ханса-Магнуса Ольсена. Его коллега уже разговаривал с молодым кадетом, который, конечно же, прикинулся невинным. Им пришлось отправиться в казармы Фредрикстена и осмотреть его комнатушку. Но там не было ни одной вещи из Баккегордена!

Куда же он их отнес?

На следующий день после приезда Рикард отправился туда.

Ханс-Магнус встретил его на редкость приветливо. Широко улыбаясь, он закурил длинную, элегантную черную сигарету марки «Собрание», имея при этом очень экстравагантный вид.

— Нет, уверяю вас, констебль, ноги моей не было в Баккенгорде с тех пор, как моя мать и ее падчерица заболели этой страшной болезнью.

— Но ведь вы знали, что дом был дезинфицирован. Подняв брови, кадет небрежно выпустил из ноздрей дым.

— Дезинфицирован… — произнес он. — Можно ли надеяться, что в доме не осталось ни одной бациллы?

— Речь идет не о бациллах, а о вирусе, — не без злорадства произнес Рикард.

— Пустяки, — ответил Ханс-Магнус, пожимая плечами. — Как бы там ни было, я понятия не имею, куда подевалась эта старая мебель и всякая рухлядь. Наверняка Винни сама все это продала и не хочет признаться в этом.

Рикард чуть не дал за это лейтенанту оплеуху.

— Винни этого не делала, — произнес он сквозь зубы. — Ладно, если вы не хотите идти нам навстречу, мы предпримем самостоятельные поиски.

— Мне кажется, вы давно уже этим занимаетесь, — не без ехидства ответил Ханс-Магнус. — Но ничего пока не обнаружили, если не считать носового платка. Я бы и сам охотно узнал, где находятся теперь эти вещи, потому что среди них немало моих.

Рикард ушел, дрожа от ярости. Он решил поставить на колени этого самонадеянного идиота, чего бы это ему не стоило.

Винни принимала у себя Агнес, которой нравилось бывать в Баккенгорде, несмотря на то, что там почти не было мебели.

Под столом, за которым они сидели, рычали друг на друга собаки.

— Должна тебе сказать, Винни, — произнесла маленькая, хрупкая дама, — что ты хорошеешь день ото дня. Я помню какой невзрачной ты была раньше. А теперь ты обращаешь на себя внимание, ты личность! Личность! Да, можно сказать, видная дама!

— Ой, да что ты… — смущенно ответила Винни. — Лично я так не считаю. Но, в самом деле, прическа и одежда много значат.

— Ты не представляешь себе, как много! — убедительно произнесла Агнес.

— Ты же видишь, я подстригла волосы. Это Мали на Липовой аллее уговорила меня сделать это. Рикарду сначала это не понравилось, ты же знаешь, что мужчинам всегда нравятся длинные волосы…

Агнес этого не знала, но горячо кивнула в ответ.

— Он сказал, что это мне больше идет.

Как это было странно для нее и чудесно, говорить о самой себе. Ведь всю жизнь Винни старалась уходить на второй план. Теперь она могла позволить себе немного заняться собой.