Духи Великой Реки - Киз Грегори

Но, возможно, он ищет нечто более основополагающее, чем книги. Бог-Река хотел вернуть Хизи, но еще больше хотел он избавиться от связывающих его уз. Есть ли какой-нибудь способ лишить власти храм, сделать его бессильным? Это цель, к которой стоило бы стремиться, если бы только знать, в чем заключается секрет, какую рукоять нужно повернуть. Казалось маловероятным, что такая рукоять существует; скорее воздействие храма определяется всей его структурой — те крохи знаний по архитектуре, которые он получил, готовясь к разговорам с Хизи, подсказывали именно такой вывод. Безусловно, важную роль играет фонтан, огромная струя воды, пронизывающая весь храм и низвергающаяся по его ступенчатым стенам. И еще Обсидиановый кодекс намекал на то, что храм чем-то похож на Шеленг, гору, рождающую Реку. Нет, это все слишком запутано для Гхэ. Однако ему необходимо узнать, что здесь находится.

Может быть, Река найдет ответ, когда Гхэ выберется отсюда и парализующее действие храма прекратится.

Наконец зал мертвых кончился крутыми ступенями, поднимающимися из дымной воды, и Гхэ осторожно начал карабкаться по ним. Теперь он уже слышал рев Реки, а не просто чувствовал ее близость, и наконец увидел мощную струю, когда вышел в огромный зал, залитый неярким сиянием. Как ни слаб был этот свет, стены и высокий потолок отражали его и слепили глаза: каждая поверхность в помещении была из полированного зеркального стекла. Появление Гхэ в зале породило миллион мигающих глаз: в каждой грани возникло его отражение.

Но главным, что отражалось во всех бесчисленных зеркалах, была вода. Сплошная водная колонна вздымалась из пола и уходила в потолок, и Гхэ знал, что она пронизывает все этажи храма, пока не достигнет вершины и не хлынет по четырем его сторонам, подобно тому как текут воды из четырех углов мира. Помимо воли он благоговейно смотрел на это чудо. Струя воды казалась колонной из черного янтаря и серебра; не было ни брызг, ни водяной пыли; каждая капля попадала туда, куда была направлена, — все выше и выше, словно кровь, которую сердце гонит по артерии…

— Кто здесь? — раздался голос, но Гхэ не видел, откуда он исходит. Он напряг мускулы, готовый прыгнуть в любую сторону, но прошла долгая минута, а он по-прежнему никого не видел, хотя снова и снова оглядывал зал. Голос был высокий — голос жреца. Медленно и очень осторожно Гхэ двинулся влево вокруг водной колонны, пока наконец не увидел говорившего. Это был мальчик лет тринадцати, может быть, чуть моложе или чуть старше, облаченный в черную мантию, с обритой головой. В вялой руке он держал золотую цепь, конец которой охватывал какой-то туманный контур, колеблющееся неясное пятно.

— Кто здесь? — повторил жрец. Гхэ поджал губы, размышляя, что предпринять: немедленно нанести удар или повременить и посмотреть, не удастся ли что-нибудь узнать у жреца. Довольно неохотно он решил именно так и поступить: это даст ему возможность преодолеть разделяющее их пространство, и к тому же наверняка здесь таится больше, чем видно на первый взгляд. Гхэ ступал очень осторожно, щупая ногой пол, прежде чем сделать шаг, — его могли ожидать ловушки, он слышал множество рассказов о том, как жрецы охраняют свои сокровища. Создание всяких хитрых устройств было обязанностью джиков, а когда дело доходило до смерти, джики были изобретательны.

— Я никто, — тихо ответил Гхэ. — Всего лишь мышка, пробежавшая в углу. Я не причиню тебе зла.

Мальчик, казалось, нашел его слова забавными и уселся на краю возвышения, на котором стоял. Гхэ видел теперь все более отчетливо, мог разглядеть предметы, лежащие на возвышении: оружие, книги, несколько раскрашенных черепов, ларцы и коробки. Там же находился источник света: кованая лампа, бросающая неяркие ровные лучи, словно рожденные чем-то иным, нежели пламя. Может быть, как и все здесь, это был лишь призрак огня.

— Садись и располагайся поудобнее, — пригласил мальчик. — Нечасто мне доводится с кем-нибудь беседовать, а у тебя, должно быть, есть вопросы, раз уж ты пришел сюда.

— У меня есть вопросы, — согласился Гхэ. — Но мне не хотелось бы обременять ими тебя.

— Беседа совсем мне не в тягость, — возразил жрец, а Гхэ тем временем внимательно присматривался к тому, что лежало, скорчившись, у ног мальчика. Темная фигура озадачила Гхэ, она никак не принимала узнаваемой формы. Выговор жреца был очень архаичен; это был почти незнакомый язык, и Гхэ пришлось напрягаться, чтобы понять его. Он подошел поближе, раз уж его пригласили.